важнее мне состояние Сани. Увы, он находился на грани поражения, ибо народ – и это было хорошо видно по реакции класса – не поддержал его, не оценил теорию… Некоторые лица продолжали откровенно нагловато смеяться, а тут еще Федорова решила, видимо, добавить:
– Эх… Похоже, Топоров, что ваша теория далеко не всех устраивает в этом классе. Я бы на вашем месте как следует пересмотрела бы ее…
В общем, Саню надо было спасать. Причем сначала требовалось спасти его теорию, а уже потом автора. Но как?.. А ведь от теории сейчас очень много зависело для Сани, ибо фактически начала существовать обратная пропорциональность между уровнем критики в адрес «Теории Идеального Общества» и репутацией Топорова.
К счастью, еще не все в этот день сказал Таганов. Он решил обратиться к Федоровой.
– Как вы видите, Татьяна Анатольевна, эта теория еще достаточно сыра. Она явно нуждается в поправках. Ибо, во-первых, здесь как будто все против женщин, а во-вторых, речь идет о стремлении к равенству между противоположными полами, чего, в принципе, быть не может. Ну, и в-третьих, как-то расплывчато в этой теории говорится о любви, да? Но вот так получилось, что, услышав эту интересную теорию, я именно над последним моментом и задумался. Ведь действительно: а что же такое любовь? Что, кто-то знает? – Костя внимательно посмотрел на класс. – Что, у кого-то есть абсолютно верное определение любви? – Наступила пауза: класс думал, Федорова молчала, и я рискну даже предположить, что она уже боялась нового спора с Костей. – Вот!.. Именно эти вопросы и стали для меня крайне интересными! Так как-то все получалось, что ранее я совсем и не задумывался над этим. Считал, что и без меня найдется, кому говорить о любви. Да и нужно ли мне это? Но, видимо, я ошибался… И, поняв это, немедленно задумался над поставленными вопросами.
– И что же? – спросила Федорова.
– Я сразу понял, что любовь – это понятие весьма субъективное, и никто – абсолютно никто! – не может выразить хоть что-то конкретное. Поэтому, возможно, Саша и прав, говоря, что «любовь – это что-то странное и подозрительное». Впрочем… до этого я, наверно, достаточно грубо говорил про любовь… и, должно быть, ввел многих в непонимание. Очевидно, мне необходимо поточнее изложить свою точку зрения. Ну а для объяснения мне снова придется обратиться к «Теории Идеального Общества». И я надеюсь, что никто из вас, – Костя с пониманием посмотрел на зал, – не будет против, если я к ней прибегну.
– Попробуйте, Таганов, – сказала Федорова.
Возражений и не должно было быть. Все молчали. Но не так, как молчат обычно мелкие при крике их классной мамы. Это было поистине сосредоточенное молчание. Сосредоточенное на одном человеке. На Косте. Все ждали, что он скажет дальше.
– Итак, в «Теории Идеального Общества», – продолжал Костя, видя, что он сейчас – король речи, – говорится, что в мире существуют две главные противоположности – мужчины