было девятнадцать, и для того, чтобы досконально осмыслить каждую из них, нам требовались определенное время и соответствующий духовный настрой. Но проницательность, помноженная на восхищение, и начальная духовная осведомленность помогли нам достаточно глубоко проанализировать увиденное. Мы словно связались с мыслями художников, создававших эти картины…
Процесс духовного насыщения был закончен, и мы подошли-таки к кабинету литературы. Опоздание было уже довольно большим, и мы все – Костя, Саня, Люба, Карина, Миша, Женя, Даша, Вика, Леша, Арман и я – прекрасно понимали, что Федорова, увидев нас, начнет рвать и метать – по крайней мере, на 90% мы были в этом уверены. Тем не менее такого страха, как если бы мы шли к Бандзарту или Чивер, или – еще хуже – к Барнштейн (правда, по счастью, мы к ней не ходим), у нас не было. Но кто-то должен был шагнуть первым, и этим кто-то не мог быть не кто другой, кроме Кости. Самое интересное, что никто, даже Таганов, еще не озвучил на пробу хоть сколько-нибудь правдоподобную отмазку. При этом вешать Федоровой лапшу на уши вроде бы тоже никто не собирался, ибо уровень нашей общей наглости и так уже давно превысил допустимый предел. Ведь согласитесь, что опоздание на десять минут при общей продолжительности урока в сорок пять минут – это по меньшей мере крайнее неуважение к преподу, и мы, как ни странно, это хорошо осознавали. Поэтому совершенно ни к чему было заходить за край. С другой стороны, сказать Федоровой, что «мы просто ели, оттого и опоздали», было бы глупо. Во-первых, для этого была перемена, причем самая продолжительная – аж двадцать минут, а во-вторых, прошло уж слишком много времени после нее. Неужто мы все тридцать минут ели? Ну, допустим, что полвремени ели, а затем смаковали – типа радовались послевкусию, делились впечатлениями о еде, как это когда-то было в пиццерии, и т. п. Но это еще глупее.
Был вариант сказать, что нас задержала Дарья Алексеевна, – мол, «объясняла нам сценарий Дня учителя, мы долго спорили, не могли прийти к консенсусу – вот и вышло такое громадное опоздание», но… тут на нас нападала совесть. Все-таки Дарья Алексеевна была любима всеми, а потому подставлять и вмешивать ее во всю эту хреновину никому не хотелось. Вот если бы нас задержала Гареева или Никанорова…
Про картины и думать было бессмысленно. Окружать себя ореолом духовности в данной ситуации означало подвергнуть себя под дикий унизительный смех. Ну а вариант с тем, чтобы вообще прогулять литературу – то есть по полной программе, – казался нам, несмотря на весь вакуум нормальных отмазок, не самым лучшим. Нет, конечно, теперь мало что могло помешать нам пропустить всю литературу – и, наверно, это было бы логично. Но вот что нам потом за это будет?.. Ох, горький опыт подсказывает, что ничего хорошего. Если уж десятиминутное опоздание может стать для нас роковым…
Вот такая складывалась ситуация. Не имея толком ни одной подходящей причины, мы должны были как-то выкручиваться. Очевидно, теперь уже спасти