контента, практически не кэшируемого. И, как показала практика, не воспроизводимого локально. Младохунгираты ориентировались исключительно по цветам и формам иконок приложений на своих экранах, в самом раннем возрасте переставая кликать только красный квадратик со значком ►, и расходовали экранное время (а также трафик) на россыпь видеоферм всех доступных форматов (классика, 3D, иммерсивка, многопоточная интерактивка/групповые коммуникации и т.д.), которые разрабатывались, становились популярными и хостились в Корее, Китае, Индии, США, Узбекистане – где угодно, но не в Хунгиратском каганате и даже не в Семиречье.
YouTube с его кэшами никак не мог угнаться за модой на функционал и новые и новые форматы. Постаревшему Айбарбекову нечего было предложить взамен. 0,8 млн молодых людей, никогда не посещавших ни одного онлайн-концерта К.А., более того, не смотревших ни одного его клипа до конца (суммарно более 120 млн просмотров на YouTube) и не слушавших ни одной его песни (суммарно менее 600 тысяч прослушиваний в музыкальном стриминговом сервисе Humn (вероятно, от англ. hymn + hunn), популярном среди хунгиратской молодежи), ежеминутно генерировала 1,5 млн хитов на загрузку коротких видео, то есть, почти 2 видео на пользователя в минуту, и ни одно из них не было сгенерировано или закэшировано на серверах в Шымкенте, культурной столице Средней Азии11.
Сауенджусан
В темноте алопламенное, зловещее пятно продолговатой формы медленно разделяется на два рубиновых огонька. Это – глаза, маленькие, круглые, близко посаженные, дикие, мерцающие холодным блеском в темноте. Взгляд тупой и полный злобы, но незаинтересованный. Взгляд как бы исподлобья: голова то поднимается, то опускается ритмичными движениями. В промежутках видны желтые, похожие на семена в томате или паприке, клыки. Маленькие уши заострены. Напоминает собаку или волка, гиену, пожирающую падаль. Но это не гиена и не волк. Это свинья, большая, хищная, наводящая ужас свинья. Свинья, снятая на видео с дрона-разведчика «Eagle». Ее мощные челюсти кромсают мягкую, влажную плоть, а клыки методично разрывают ее. Кажется, они сейчас прорвут белый войлок, на который проецируется видеоизображение, снятое с дрона.
Видео заканчивается, проектор гаснет – и в большом просторном шатре Райымбека становится темно. Темно и тихо на протяжении красноречиво долгой минуты, пока наконец вышедший первым из оцепенения хозяин не просит подать свет. Его гости один за одним тяжело вздыхают; иные шепчут: "Астапыралла… Кудай сактасын…"; напряжение медленно выветривается из шатра.
Наконец слово берёт Райымбек:
– На нашу землю совершено нападение. – говорит он громогласно. – Нас, мусульманский народ, полновластных хозяев земель Семиречья, пытаются запугать, прогнать или уничтожить. Грязные чудовищные животные неверных, иноземных захватчиков одним своим появлением пятнают нашу священную землю. Этому должен быть положен конец. Мы должны объявить святой джихад, джихад меча, китайским