всюду одновременно осуществлять.
Наконец, было необходимо, чтобы иностранная организация была в связи с родиной; само собой случилось так, что уже одно существование заграничного организационного руководительства оказывало возбуждающее влияние на родине. Все это, конечно, могло требовать все больших и больших жертв – но свободу нельзя добыть без жертв.
Мне, конечно, не приходится говорить, что при всех решениях по вопросу о восстании против Австро-Венгрии в глубине души у меня звучали вопросы: готовы ли мы к действиям, созрели ли мы для свободы, для самоуправления и сохранения самостоятельного государства, состоящего из чешских земель Словакии и многих национальных меньшинств? Достаточно ли у нас настолько политически зрелых людей, которые бы поняли действительный смысл войны и задачу народа в ней? Угадаем ли мы решающий исторический миг? Сумеем ли мы на самом деле действовать – снова действовать? Загладим навсегда Белую Гору? Преодолеем в себе Австрию и ее столетнее воспитание?
«Верю и я, Господи, что пронесется вихрь гнева твоего и вернется к тебе, о народ чешский, право и мощь твоя».
Перед отъездом я набросал для д-ра Бенеша и его помощников план антиавстрийского движения на родине: я принял в соображение все возможности и подробно определил, что необходимо делать в том или ином случае. Разговорами с д-ром Бенешем в Швейцарии, а также и письмами я план дополнил. В каждой войне – а революция тоже война – дело не только в преданности и мужестве, но и в продуманном плане и в организации всех сил под единым руководством.
II
Roma Aeterna (Рим, декабрь 1914 – январь 1915)
11
Я решил, что сначала поеду в Италию, а потом в Швейцарию: мне было интересно убедиться, какое в Риме настроение и останется ли Италия нейтральной. Я выехал из Праги через Вену 17 декабря 1914 года.
У меня были опасения, что полиция в Праге или на границе будет мне делать всяческие затруднения. Совершенно случайно мне еще перед войной был выдан заграничный паспорт во все государства сроком на три года; благодаря этому полиция была до известной степени связана. В газетах промелькнуло известие о болезни моей дочери Ольги, а ее я вез с собой; благодаря этому все шло довольно гладко. На границе чиновник все же делал затруднения и телеграфировал в Прагу, запрашивая, можно ли меня выпустить. Прежде чем мог прийти ответ, поезд в Венецию отошел бы, а потому, в первый раз за всю мою бытность депутатом, я выдвинул свои депутатские права, сел в купе и уехал.
Из Венеции я написал Штепине в Чикаго, чтобы Чехословацкий комитет помощи, председателем которого он был, выслал мне, как было решено ранее с д-ром Штейнером, деньги. Тогда я не знал, сколько будет нужно; постепенно я дополнял просьбу первого письма и требовал все больше и больше.
В Венеции был редактор Главач; благодаря своему богатому запасу всевозможных австрийских и венских новостей, особенно личного характера, он