посланные перекрыть задний выход, ошиблись и вторглись во двор соседней мастерской. Было слышно, как они пинают штабеля черепицы и изрыгают проклятья. Секст сунул Юлию мешок и вытолкнул наружу.
– Беги! Давай! – прошипел он. – И спрячь барахло!
Юлий, оправившись от паники так же быстро, как впал в нее, вмиг перескочил через стену, свалился во двор по ту сторону и устремился в лабиринт проходов между домами. Из-за мешка под туникой он смахивал на беременного.
Не успел он скрыться в переулке, как солдаты выломали дверь и ворвались в дом, где обнаружили Секста-плотника, якобы только что пробудившегося от дневного сна и потрясенно на них взиравшего. И никаких фальшивок не было и в помине. Но центурион не обманулся и направился в заднюю часть дома.
Тут-то Юлий и совершил опасную оплошность. Юноша отбежал ярдов на сто, когда услышал утробный рев. Он оглянулся и увидел здоровяка-центуриона, который, невзирая на тучность, проворно взгромоздился на стену и озирал окрестности. Заметив улепетывавшего парня, он крикнул. Теперь Юлию, когда он обернулся, было видно, как центурион направляет невидимых пока легионеров:
– Вот он! Туда! Бегом!
Лицо центуриона, изуродованное шрамом, который Юлий различал со всей ясностью, нагнало еще больше страху. Молодой человек вихрем помчался прочь.
Оторваться от легионеров в проулках оказалось нетрудно. Даже с грузом он оказался быстрее. Лишь позднее, шагая по пустынной улице, юноша задался вопросом: зачем же было оборачиваться? «Если я его видел, – пробормотал Юлий, – то и он меня рассмотрел». Белая прядь служила отличной приметой. Когда он оглянулся, центурион созывал легионеров, но после смотрел беглецу вслед.
– Итак, остается понять, – печально произнес Юлий, – как много он увидел.
Мартина стояла у южного конца моста. Летний день катился к закату. Яркие блики от белых домов раскинувшегося напротив города сошли на нет, оставив по себе лишь приятное глазу свечение. На западе по-над янтарным горизонтом собрались пурпурные облака. Легкий ветер обдувал ей щеку.
В руке она держала письмо. Мальчик принес. Дорогая бумага. Почерк аккуратен настолько, насколько это далось Юлию. Писано по-латыни. Мартина призналась себе, что взволнована.
Не то чтобы переписка была редкостью – даже в низких сословиях. В римском граде Лондиниуме грамотность была нормой. Хотя говорили обычно по-кельтски, большинство горожан знали латынь и умели писать. Купцы составляли договоры, лавочники метили товары, слуги получали письменные распоряжения, а стены были покрыты латинскими надписями. Но все-таки это своего рода любовное послание, и Мартина ощутила легкую дрожь, перечитав его.
Если придешь к мосту завтра, во время игр, у меня будет для тебя подарок.
Думаю о тебе днем и ночью. Ю.
Пусть он не подписался полным именем – разумная предосторожность на случай, если бы письмо заблудилось, – она знала автора. Юный боец. Мартина задумчиво кивнула, гадая: как же быть?
Минуты шли. Вид