войной», а дом родной – в Еловке, вот туда и надо стремиться. А Гольц, дескать, нам не указ, пока по пути, так и хорошо, а дале – посмотрим. После той самой расправы перед строем пара бойцов как-то незаметно отбилась от отряда, то ли случайно сгинув в пуще, то ли нарочно. А отряд продолжал сквозь белорусские леса и недружелюбные деревни упорно продвигаться на восток, и у каждого его составляющего была своя на то причина: кто-то, как Степан и Федор мечтал попасть поскорее домой, кто-то, и таких было, все-таки, большинство, стремился присоединиться к регулярным частям, чтобы мстить безжалостному врагу за поруганную Отчизну, а сам Гольц за всей свой пламенной идеологической правильностью, берег последнюю пулю для себя, поскольку с его именем-отчеством попадать в плен к нацистам в любом случае не следовало.
***
– Отдохнули и годе, – произнес Степан, тормоша Федора.
– А я думал – проснусь, а тебя уже и нету, – проморгавшись, сказал Федор.
– Хватит дурить, я ж сказал – не кину…
Взгромоздив товарища на спину, тяжело вздохнув и сплюнув, Степан, слегка пошатываясь, побрел вдоль лесного оврага, думая про себя, что Федька прав, надо его оставлять в лесу, если… до вечера не попадется какого-либо хутора.
***
Деревни, которые попадались по пути, отряд Гольца старался обходить стороной; во-первых, всегда была опасность нарваться на крупный отряд немцев, а во-вторых, почти в каждой деревне были организованные команды полицаев, и, именно они, за два неполных года пребывания в составе СССР не только не успевшие полюбить советскую власть, но, наоборот, успевшие ее люто возненавидеть, проявляли особое рвение в ликвидации «краснопузых недобитков». Приходилось с этим считаться, и скудные, но необходимые запасы продовольствия делать на небольших хуторах, благо хуторов, состоящих из одного-трех домов, в Полесье было достаточно в отличие от Центральной России, где выселки встречаются редко среди людных сел и деревень. Хуторяне, хотя и смотрели злобно на нежданных гостей, но перечить силе смелости не имели, и с большой неохотой отдавали им пищу, посылая вслед уходящим проклятия. И частенько после ухода отряда, хозяин садился на бричку и ехал в соседнее село, чтобы сообщить местному полицмейстеру о «большевистских бандюках», шляющихся по лесу.
Но даже в тех редких случаях, когда от хуторских не исходила ненависть и злоба, в их глазах все равно читалась мольба: берите, что вам надо и уходите побыстрее с богом. Кажется, местные жители были твердо уверены, что власть переменилась «навсегда и окончательно», а, значит, нужно приспосабливаться к новым порядкам, и, если кому-то, и было по-человечески жалко неприкаянных солдатиков, то все равно, рисковать ради них своей жизнью и добром никому не хотелось.
***
– Слышь, Степка, – раздалось над ухом горячее шептание Федора, – а я вить знаю, об чем ты сейчас думаешь. Об Зойке.
– Я думаю об том, как выжить, – буркнул в ответ Степан.
– Вот