то, что они не оправдаются, он подошел к грязному мутному окошку, прильнул к нему лицом, да так и остолбенел. Там в глубине – в самом углу темной комнатки, сквозь толщу пыли и пелену легкой занавесы, как в туманной дымке тревожного сна, он различил их слившиеся силуэты. Увидел острый профиль лица Чаби и ее растрепанную головку, маячившую из стороны в сторону в тщетных попытках увернуться от его настырных губ. Точно маисовое зернышко, выскальзывающее из прожорливого птичьего клюва… Судорожные рывки ее изящного тела, угодившего в западню его крепких рук – бессильное сопротивление прижатой к стене жертвы. Теперь никаких сомнений! Он… Он ее… Подлец! Мерзавец! Скотина!
В долю секунды кровь в его жилах вскипела, и снова нестерпимо, мучительно зачесались костяшки инстинктивно сжавшихся кулаков: вломиться в этот дом, оторвать его от Кармилы, и влепить прямо в лицо со всего размаху…
Едва не споткнувшись, метнулся к двери – заперто. В отчаянии стал колошматить по ней руками и ногами: – Откройте! Немедленно! – в ответ тишина…потом шорох, перешептывание. Прислушался. Нет, слов не разобрать… – Эй, ты, гад! Если сейчас же не откроешь, я…
Открыла она: волосы взлохмачены, помада размазана, глаза широко распахнуты в ужасе и поблескивают, словно от слез.
– Аминьо… я ничего не…
– Все хорошо… Все в порядке, милая, – обхватил ее перепуганное личико руками, погладил влажные щеки, – Я видел, что это он… Я это так не оставлю! – и вскинул взгляд на него – на этого сопливого мерзавца, вальяжно стоявшего посередь комнаты и наблюдавшего за происходящим с нахальной и бесстыжей ухмылкой, – Все, Чаб! Теперь ты у меня так просто не отделаешься!
Хотел наброситься на него прямо здесь и сейчас, но Кармила… Как же крепко она ухватилась за его руку.
– Нет, Аминьо, прошу, не надо… Не бей его…Он не виноват…
– Что?! Он к тебе лез! Я видел!
– Пожалуйста… Не надо его бить…
– Но, Кармила…?
– Нет… Не надо… Аминьо, не надо, прошу…
И как же стоит понимать эту просьбу? Просьбу, прозвучавшую едва ли не мольбой – сквозь частые всхлипы. Женское милосердие? – никчемное, непонятное, алогичное, неоправданное и совсем незаслуженное. Зачем она заступается за этого распоясавшегося наглеца, который чуть не надругался над ней ради забавы, и, судя по всему, даже не жалеет об этом. В его дерзком взгляде нет ни раскаяния, ни стыда, ни чего-либо другого, что, по его мнению, просто обязано быть у человека, пытавшегося совершить подобную гадость. Но нет ничего. Лишь высокомерный смешок чуть встряхивает измазанные аннатовым пектином губы:
– Минко, балбес! Да, она была не против! Ты спроси ее. Ей даже нравилось.
Еле сдерживая себя: – Пошел вон! – шипит он сквозь зубы, – Выйди за дверь!
Чаби медлит. Испытывает его терпение и его нервы. О, они давно бы сдали, если б не слезные просьбы Кармилы! Но он сдержится. Хотя бы при ней, сдержится.
– Выйди, если