на несуществующего виновника аварийной ситуации, закончив фразу словами: «И так тошно на душе, ты ещё тут под колеса лезешь».
Добрались до больницы в регистратуре, простояли в очереди, вспотели, понервничали. Получили очередь к врачу, ещё час пролетел. Врач открыл карточку, прочитал молча и выдавил:
– Проходите вот в эту дверь.
Ваня встал вслед за Надей, но врач остановил его, сказав:
– Вам сюда нельзя. Приходите завтра в часы приёма с 16 до 18 часов.
Ваня не стал долго спорить и напрашиваться пройти вместе с Надей. Да и не очень-то ему хотелось, уже совсем другие слова звучали в его голове: «Мне нужна она, а не её плод».
Уехал по своим делам, подмигнув ей через закрывающуюся дверь.
Острый запах лекарств ударил ей в нос, с детства она не любила больницы и врачей. Всегда, когда она лежала на лечении, её кормили какими-то отходами. Кроме последнего раза, когда она встретила в больничной столовой свою подружку из деревни. Та ей рассказала про товарооборот в больничных столовых, про то, как сначала заведующая, потом старший повар, потом все остальные повара, и даже она, простой работник столовой, тащат продукты домой без угрызения совести и без стыда. «Ну, а чего ты хотела? За такую зарплату». Поэтому для больных и остаются только вода с морковкой – это суп – и перловка с солью на второе. Докторов она не любила за то, что на работе они высокомерно разговаривают со всеми людьми, используя только глаголы: садитесь, раздевайтесь, дышите, глотайте, одевайтесь. А когда они не на работе, то с ними вообще обычному человеку невозможно находиться, все разговоры только о больных и о смешных, по их мнению, случаях с больными. Надя зареклась, что никогда не будет дружить с врачами.
Надя думала, что операция пройдёт под наркозом и она даже ничего не поймёт. Но ей ни слова не говорили, а просто методично таскали по кабинетам, то клизму сделают, то укол поставят, то таблетку в рот затолкают, то градусник. Она, как в тумане, не понимала, что происходит и чего ей ждать, к чему готовить себя. И только санитарка в палате, протирая полы, сказала ей всю правду:
– Рожать будешь деточка, как все рожают, только роды твои тихими будут, никто, кроме тебя, плакать не будет.
Ночью Надя тихо плакала в больничной тишине. Она знала: придётся рожать, но жизни там нет, не жизнь рожать, а нечто иное. Терпеть ужасную пытку и надеяться на счастливое материнство, но знать, что ничего не будет… За эту бессонную ночь она прошла отрицание, принятие, отчаяние, смирение, боль. Утром почувствовала странную, тянущую боль в пояснице, боль почти сразу прошла. Заснуть не получалось и не хотелось. В обед ещё раз, боль острее и жёстче. Все это время она не могла отвязаться от чувства, что малыша не будет. Вокруг ходили глубоко беременные девушки в предвкушении долгожданных малышек, и она, как бельмо на глазу, со своей болезнью внутри ходила среди них и, казалось, коптила чёрным дымом воздух вокруг. Все девушки понимали, что её ждет, и относились к ней, как