должного сочувствия, уходит – то ли искать сеть, то ли новое место.
Тут начинается сильный дождь из подтянувшейся с северной стороны тучи – приметы не срабатывают. Крупные тяжёлые капли так и частят по воде.
– Какая-то неправильная бабочка была, – говорит Таня, – ничего в погоде не понимает.
– И что её туда понесло? – откликается муж.
– Там и укрыться негде, – волнуется Таня. – Может, до деревьев хоть успела долететь?
А рыбакам дождь не страшен. На них не капает – у них есть зонт, плащ и кроны вётел над головой. К тому же клёв продолжается.
– Да чтоб тебя! – раздаётся откуда-то слева – издалека.
Это рыбачащий чуть дальше ещё один сосед Виталик.
– Ты чаво? – трубно кричит ему из соседней рыболовной ячейки любопытный дядя Миша.
Но голос на вопрос не отвечает и продолжает непотребно ругаться:
– Сорвался, гад! Леску порвал!
И долго ещё берега оглашаются громкой бранью и непечатными угрозами незадачливого рыболова. Самым невинным звучит посул сбегать домой, принести ведро солярки и вылить в реку – назло ушедшему, как выясняется, карпу.
Караси, между тем, исправно клюют, дождь то стихает, то усиливается, мир прекрасен, и воздух упоителен. На какой-то момент даже проглядывает солнце, небо становится совершенно чистым, безоблачно-прозрачным и ласково-голубым. Воспоминания о дожде рассеиваются. День кажется светлым и приветливым.
Над вётлами появляется прилетевшая с дальнего пруда сизовато-голубоватая цапля, в какой-то момент она перестаёт махать большими крыльями, широко раскидывает их и плавно парит высоко над рекой и деревьями. Затем она снижается, заходит на посадку и устраивается на верхушке одной из дальних вётел. Вскоре оттуда раздаётся её протяжное и резкое противное «ка-га».
По реке проплывает стая бело-серых гусей. Одни, старшие, озабоченно гогочут, отдавая приказы, другие, подросший выводок, молча выстраиваются в ряд, выполняя команды. Так и чувствуется, что родители предупреждают детей об опасности и советуют быть осторожными с сидящими на берегу рыбаками, которые, однако, ничего плохого делать не собираются и праздно провожают гусиное семейство взглядами.
«Интересно, – глядя им вслед, размышляет Таня, вспоминая дяди-Мишину речь, – а что такое „был утоп“? И „был затянуло“ тоже? Что это за форма такая?»
Она смотрит на замерший неподвижный поплавок, и мысли на заданную тему сами крутятся в её голове.
«Глагол. В прошедшем времени. Сложный – со связкой. Что-то сохранилось из древнерусского языка. Плюсквамперфект, что ли? Предпрошедшее время? Незавершённое. Он же не „утоп“! Не успел. Дядя Миша его спас. То есть „чуть не утоп“, но мог, начинал это делать. Тонул. Но не на момент рассказа. А вчера. И действие было продолжительным. И незаконченным. Тонул, но не утонул. Не дали! Хотя здесь так говорят… Нет, ну точно плюсквамперфект!»
Таня вспоминает слышанные раньше в деревне «был пошёл», «был подумал», «был поехал».
Затем в подсознании