Господи, мою душу.
Я закуталась сильнее в платок, данный мне монашкой-черноризницей Аграфеной, втянула голову в плечи, чтобы выйти на мороз и тихонько добрести до своей кельи, однако отец Владимир задержал меня.
– Постой, у тебя очень красивый голос, ты поёшь так, что душа расцветает и грудь трепещет. Давно ли живёшь при монастыре?
– Недавно, – ответила я, – Месяц назад меня привёл сюда дедушка, а сам он дальше отправился.
– Раньше я ни разу не видел тебя здесь.
– Я помогаю сестре Марии на кухне стряпать просвиры, иногда мне доверяют воск лить, чтобы свечи делать.
– Тебе нравится у нас-то?
– Нравится. Здесь все добрые, хорошо ко мне относятся.
– А там в миру плохо относились?
– Всякое бывало.
Голос отца Владимира выдавал в нём человека средних лет, говорил он не торопясь, с расстановкой, спокойно.
– Согласишься ли петь в нашем хоре во время служб и обрядов?
– Соглашусь, – не раздумывая ответила я.
– Где твои родители? – спросил отец Владимир после минутного молчания.
– Не знаю, меня воспитывала бабушка Дарья, но она умерла, и теперь у меня никого нет.
– Ты можешь идти, а я ещё немного постою здесь, помолюсь.
Дойдя до двери, я снова обернулась:
– Скажите, Вы ничего необычного не заметили?
– Необычного? Я слышал твой голос и чувствовал, что стало тепло как-то. Мне было хорошо, уютно. У тебя есть дар, большой дар, способный принести счастье людям, тот дар, который дороже всех материальных благ вместе взятых. И не беда, что ты слепа, одинока. Да лучше не видеть всю эту мерзость, – отец Владимир махнул рукой, – мир тёмен и грешен, люди скупы и злы. Лишь устремлённый в иной мир, наполненный духом, сохранит доброту навсегда. Я знаю, ты сохранишь.
В келье пахло свежей древесиной, сёстры-монахини говорили, что эта часть пристроя появилась совсем недавно, когда из Московской епархии был выписан плотник Ефим для строительства и обновления обители Святого Андрея Первозванного.
Должно быть в келье на стенах было повешено множество икон, трещали свечи, только в ночной час они были потушены. Осторожно, чтобы не разбудить сестру Марию, я легла на жёсткую поверхность кровати, закуталась в ватное одеяло и уснула.
– Спокойной ночи, – в пространство прошептала я.
Я знала, Ангел слышал меня, но не ответил. Я погрузилась в сон с ощущением того, что мой невидимый друг охраняет меня.
– Завтра я буду петь в церковном хоре.
…После похорон дед Андрей или безвестный граф Андрей Дмитриевич Вяземский заколотил полусгнившие доски на окнах, взял дорожную котомку, где ещё тёплыми лежали накануне испечённые пироги с грибами, крупа и разные снасти на всякий случай, надел толстые меховые рукавицы и, стряхнув с моего воротника прилипший снег, сказал:
– Ну, что ж, пора.
Затем низко склонился надо мной, произнёс при этом:
– Может, ещё передумаешь, останешься? Макаровна тебя