местечка доносились звуки стройки, я оставляла свою работу и выходила, чтобы наблюдать за тем, что делали японцы. Когда они принялись разрушать мой родной посёлок, моё сердце кровью обливалось. Мне захотелось вдруг выбежать из своего укрытия, наброситься на этих незнакомых странных японцев и кричать:
– Что вы делаете!
Но я не могла, ведь никто не знал, что я осталась на проданном Острове. Меня потеряли из виду, так как накануне сделала вид, что уехала, а сама сошла на берег и сказала дядьке Антону (у него частный катер), что забыла свои вещи в доме, вернусь-де позже со всеми. Я не вернулась, дядька Антон затерялся на Большой Земле, вот и мой след также был утерян. Остров Надежды продан, а я осталась незаконно здесь.
Помню, когда тётка Марья, тётка Степанида собирали свои вещи, я плакала.
– Ну и уезжайте! – в отчаянии сказала я, – я не могу! Не могу! Здесь мои предки похоронены.
– Так, ведь, если тебя здесь обнаружат, тебя депортируют, – возражала тётка Степанида, толстая деревенская баба. Когда-то её коровы давали самое вкусное самое жирное во всей Степановке молоко. В последние годы осталась у неё только одна корова Бурёнка, а в прошлом году она совсем занемогла, и её пришлось зарезать на мясо. Степанида долго горевала по своей Бурёнке, но ничего не поделаешь – такова правда жизни.
– Ну, и пусть депортируют! А я всё равно останусь, не дамся им!
В слезах я дошла до Старого Дуба, долго плакала, приложившись к его толстому стволу, вспоминала отца, мать, бабушку Егорью, Олега. Все они нашли покой на Острове. Дуб молчал, укрыв меня от палящих лучей Солнца своей нежной ласковой листвой. Затем на кладбище пошла, сидела возле могилок, говорила с теми, кто был близок мне, но кто ушёл.
Вернувшись в своё укрытие, я развела огонь, вскипятила воду и заварила вермишель быстрого приготовления, поела. Портрет Ани я решила дописать там, возле Дуба, там и вдохновение бывает, и невидимая поддержка Великого Древнего Дуба чувствуется. Лицо получилось какое-то грустное, но такое родное, близкое сердцу. Аня, Аня моя, где же ты? Долго ли я продержусь на Острове среди этих чужих узкоглазых людей? Когда я вернулась в свою пещеру, меня там ждал сюрприз. Едва моё сердце не выпрыгнуло и груди, когда я поняла, что не одна, а чьи-то глаза внимательно наблюдают за мной. Взгляд я почувствовала, поэтому обернулась. Миска с лапшой выскользнула из моих рук от страха и неожиданности и тут же очутилась на уже нагретых камнях пещеры.
У него были чёрные волосы и узкие глаза и одет он был в яркую оранжевую футболку и джинсы. Стройный худой.
– Ой!
Я побросала со страху кисти, мольберт с портретом Анны и принялась бежать, куда глаза глядят.
«Господи, богородица, помоги, спаси от погибели!»
– Эй, эй! – кричал он вдогонку.
Сердце моё едва не выпрыгнуло из моей груди, я отчётливо слышала, как оно билось где-то внутри, будто, о рёбра, затем замерло. Я чувствовала предобморочное состояние, но всё-таки