там и благоухает. Конечно, не сейчас, – нынче она укрыта от холодов чёрным мешком. Но настанет срок и можно будет прийти сюда, и вдохнуть её аромат, пахнущей и малиной, и мамиными духами, и мороженым моего детства… И перенестись в чудесный сад бабушки Евы.
Мунджи
… О! За свои сто двадцать лет она выросла до невероятных размеров: в три отцовских обхвата толщиной и высотой с трехэтажный дом, эта наша груша сорта "гоха"!
Каждый плод весил сильно за полкило, и когда осенью созревшие груши срывались вниз, они запросто могли покалечить любого, кому не повезёт оказаться под кроной исполинского дерева.
Вот поэтому и приехал в тот день мамин отец, дед Григол, пригнав из Тбилиси целую автовышку с «люлькой» для ремонта уличных фонарей: только так и можно было быстро и безопасно собрать урожай наших гигантских груш. Дедушка заведовал изрядным автопарком 31-го Тбилисского авиационного завода и приводил меня в восторг, приезжая на разных грузовиках с весёлыми шоферами, разрешавшими мне садиться руль в сладко пахнущих дерматином и нагретых солнцем кабинах…
…Мама до сих пор не верит, что я отчётливо помню тот сентябрьский солнечный день. И я её понимаю: мне было лишь два года и четыре месяца.
Шофёр Нико, стоя в «люльке», собирал груши, которые всё-таки время от времени срывались вниз и, оказавшись по ту сторону нашего забора, разбивались об асфальт, выложенный вокруг здания горисполкома, истекая пахучим соком и обнажив белую сахарную мякоть… Дед, посадив меня на колено, изображал бешеную скачку на коне, заставляя хохотать и визжать от удовольствия.
– Уа-а… Странно всё-таки, – в задумчивости обратился дед Григол к подошедшей маме и опустил меня на пол. – Кæд мунджи нæу ашы лæппу… Как бы немым не оказался этот парень… Странно… Пора бы ему уже заговорить, а?… Может, специалистам показать его, что ли?
Мама вздохнула и закусила губу.
– Ну, ладно, поехали мы, Жанна, матери позвони, скажи, что я выехал домой…
… Дедушка с Нико уехали, а мы с мамой пошли прогуляться в горисполкомовский сквер, как обычно, среди цветочных клумб с дурманящими ароматами… Я помню, как встретили соседа дядю Лёву со смешной фамилией Тертеров, и тётю Нелли, которая принялась, было, меня щекотать по своему обыкновению, но я вырвался и ломанулся прямиком в цветник… Вдохнул этот запах, потом ещё… И неожиданно внятно произнес первое в своей жизни слово. ««Цветок»», —сказал я, заставив маму пару минут спустя звонить бабушке в Тбилиси.
– Мама!, – кричала она в телефонную трубку. – Котик заговорил! Скажи папе: Котик за-го-во-рил!!! Он уже не будет мунджи! Он точно не немой!!!
… Сколько лет уж прошло, но запах городских цветов, всяких там колокольчиков и анютиных глазок, способен в мельчайших подробностях воскресить тот день моего раннего детства, когда я, наконец, заговорил…
… Пройдет несколько лет и Нико погибнет, заснув за рулём от усталости. Но цветочный аромат запускает механизм моей памяти, и я помню лицо, улыбку этого парня, его голос, шутки, которые звучали в