Тут было другое…
Я решительно закрыл поплотнее пробкой бутыль с наливкой и на этот раз легко дотянулся до банки с компотом. Заметив, что после глотка наливки полумрак как-то рассеялся, я решил осмотреться: подвал был полон самых необычных вещей, чего я здесь раньше только не находил! Например, калейдоскоп дяди Мурата, папиного брата. Ну, калейдоскоп, понятно, принадлежал ему, когда Мурат был маленьким, а теперь-то он был мой! А музыкальная шкатулка! Заводишь её, открываешь, а там под музыку танцует балерина! Правда, к балерине я был равнодушен, уж лучше бы из шкатулки выскакивал кто-нибудь другой, клоун, например, или чёртик… Мне нравилась мелодия. А вот соседский Валерик Парастаев мог целый час пялиться на эту пляшущую балерину, без конца заводя пружину и шепча: «О, бакæс ма, Котик, какая у неё короткая юбка… Мæнæ ма, мæнæ, посмотри…» Ну, так он и сломал шкатулку, – я от досады чуть не треснул ею Валерика по его большой лохматой голове! Вся надежда теперь на Мурата: он сказал, что отнесёт её чинить знакомому часовщику в еврейский квартал.
В подвале посветлело, сквозь низенькие окошки вдруг пробились лучи солнца, освободившегося на время от плена облаков. И тут я увидел чемодан, точь-в-точь такой же, какой я видел в кино «Приключения жёлтого чемоданчика»! Он лежал в углу, на полу, под фонарём «летучая мышь», который был сплошь в паутине. Я осторожно опустил на пол банку с компотом и пробрался по рассыпанным по полу запасам лука к чемодану. Щёлкнув два раза, он открылся легко – там были девчачьи игрушки, ну, куклы, какие-то дудочки, бантики…А вот резная коробочка с какой-то надписью, которую я не смог прочесть, потому что некоторые буквы были мне незнакомы. К коробочке крепилась металлическая ручка. Я стал крутить её и подвал заполнила, как-то необычно потрескивая, красивая мелодия! Я ещё раз внимательно осмотрел находку и нашел на коробке цифры «1912» …
Едва я выбрался из подвала во двор, как тут же столкнулся с дядей.
– Мура-а-т!, – заорал я, – посмотри, что я нашёл!
– Да-да, Кот, славная шарманка, – рассеянно пробормотал он, теребя свой тонкий щегольский ус «под Кларка Гейбла», как он сам говорил. Когда я подрос достаточно для того, чтобы смотреть фильмы с Гейблом, я вынужден был признать, что и усиками, и четким пробором, и чертами лица, и благородной сухощавостью дядя весьма походил на «короля Голливуда».
Мурат присел передо мной на мгновение на корточки, принюхался вдруг, придвинувшись к моему лицу, сам себе буркнул под нос «да нет, показалось», поднялся и взбежал по лестнице в дом.
А в доме за время моего отсутствия что-то переменилось. Родители были в бабушкиной большой комнате, я увидел их в проём двери ещё с веранды: они как-то растерянно сидели молча рядом на стульях. Бабушка сидела на диване и тоже молчала, не мигая глядя прямо перед собой. Того же, кто говорил, я не видел, а зайти в комнату не решился.
– Ну, вот ведь, как бывает, а? – мужской голос звучал хрипло и отрывисто. – Всю войну прошёл и – ничего, а?.. Вся грудь в наградах, четыре ордена Красной Звезды, а?.. А тут, в мирное, как говорится, время…
– Где это