здешних мест,
как Пастырь кроткий над веками,
неспешно веет благовест.
Осенний лес как кроткий нищий,
отдав земле остаток сил,
не о тепле и не о пище —
но о забытьи лишь просил,
о том забвеньи же невнятном
холодный дождик моросил,
и мир о чем-то непонятном —
да и том уж не просил…
Когда застывшим полувздохом облака
немеют в холоде невыплаканных синей,
и парк пустой, как с многоточием строка,
томит последней дорисованностью линий,
когда придуманными песнями без слов
в аллеях тлеют лихорадочные листья,
и остротой вдруг обнажившихся углов
чернеет время, как под рембрандтовской кистью,
когда, как женские усталые глаза,
ласкает в окнах ускользающая просинь,
и, как от музыки безбольная слеза,
ложится на душу теперешняя осень, —
тогда… душе приходит время просто – быть,
и кажется, оно не может прекратиться:
и ничего в нем до конца нельзя забыть,
и никому в нем до конца нельзя забыться.
Эльфы и листья
В высях синих и безбрежных
эльфы маю подпевали, —
и от их напевов нежных
листья чутко оживали.
В зное солнечных дорожек
эльфы ловко танцевали, —
и от топота их ножек
листья жажду забывали.
В облаках купаясь чистых
эльфы лето провожали, —
и от взглядов их лучистых
листья слабо трепетали.
В дымке ж осени холодной
эльфы грустно лишь вздыхали, —
и от грусти той бесплодной
листья тихо опадали.
Демоны лунной полночи
Как истлевшие мощи веков
к трубам ангелов судной весны,
проплывают гряды облаков
в безотрадном сияньи луны.
Стоит чутким забыться лишь сном —
в сновиденья скользят облака:
словно в зеркале бледно-ночном
надвигается тень двойника.
Точно демонский конный отряд,
обходя полуночный обрыв,
черной мессы свершая обряд,
роковой завершает прорыв.
В фиолетовом сияньи
декораций мертвой ночи
лунных токов изваянье,
словно черепные очи,
усмехается над бездной
ироничней, но не чутче,
чем все то, что в песне звездной
обошел молчаньем Тютчев.
Кровавым гноем, желтым и потусторонним,
пропитанный насквозь июньский лунный диск
катили бесы в полночь под истошный визг:
«Отец, отец, дозволь – мы вниз его уроним!»
Вдруг мерный бой часов и колокольный звон,
заставив смолкнуть в безобразных глотках крики,
в оцепеневший мир вошли и вышли вон,
и как же изменились бесовские лики!
Внебрачные