ж, постигнув тот свет – как предельное мира блаженство —
мы, как и следует, в нем пожелаем остаться навек,
ибо другой вариант нам теперь даже дико представить,
но, несмотря ни на что, нам придется покинуть его:
то ли он так пожелал, то ли сами мы так порешили,
в общем, когда это все повторится – и в тысячный – раз,
и когда в тысячный раз мы не сможем все это осмыслить,
то, возвратившись опять, в мир, что близок нам как никакой,
будем мы так вспоминать о свиданьи коротким со светом:
«Вроде бы все на мази уже было в слиянии с ним.
И собирались навек мы вступить в его светлое царство.
Да как назло в тот момент вдруг явился один человек.
Нос он орлиный имел и торчащий вперед подбородок.
Складки безгубого рта с двух сторон разошлись до ушей
как бы в улыбке кривой. Хотя взгляд его был и серьезен.
Очень внимательный взгляд тот мужчина противный имел.
Может быть, лишь потому мы невольно и принялись слушать
странные речи его. А хотелось нам только одно:
прочь от него убежать. Но как вкопанные мы стояли,
видя безглазой душой, как поодаль ключами гремел,
перед дверьми взад-вперед дефилируя четкой походкой,
первоапостольный Петр. Непонятно вот только зачем
в сторону нашу смотреть избегал он как будто упорно.
Это смущало и нас, принуждая и дальше внимать
диким каким-то словам, вылезавшим из тонкой улыбки:
так, табакерку открыв, чертенята оттуда бегут.
Все говорил он о том, что увидели мы, что нам нужно,
и что помимо того как бы нечего нам показать.
Совесть хорошая вещь! и пора нам опять расходиться:
что он имеет в виду? это нам объяснят тет-а-тет.
Ну а когда все прошло, неприятный осадок остался
в нас – и у всех – на душе: будто сами закрыли мы дверь
к свету – в тот самый момент, как мужчину мы вздумали слушать.
То-то не глядя на нас Петр стал грустно качать головой.
Черт, сидящий в детали
Наиважнейший вопрос – потому что для жизни насущный —
с древних времен по сей день, как заноза, тревожит людей:
черт – провокатор он есть или правит привычным нам миром?
Только об этом одном Мефистофеля с Воландом спор:
кроме как этих двоих даже близко в высоком искусстве
образа дьявола нет, чтоб и сердце, и ум убедить.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Первый в детали сидит – и другого ему как бы места
в мире, но также в мирах всемогущий господь не отвел.
Видимым миром второй – и неплохо по-своему правит:
также с трактовкой такой согласиться мы можем вполне.
Каждый из нас подтвердит, заглянув в себя чуточку глубже,
сколько чудовищ сидит в его вроде бы чистой душе:
так океанская глубь, по субстанции тоже прекрасна —
только лишь небо одно в этом плане мы с нею сравним —
чудищ лелеет в себе, сотворить коих суша не в силах,
ибо чем