в том состоит он, что найти мне по жизни общину:
будь то родная семья или в духе собратьев союз,
где, как в тарелке своей, я себя бы почувствовал – это
было заказано мне. И как будто бы раз навсегда.
Типов общенья не счесть. Но из каждого рано иль поздно,
и не по воле своей – точно бес щекотил мне ребро —
осуществляя судьбу, эмигрировать мне приходилось.
Это почти как закон: кто однажды родные края —
и без разумных причин – непонятно зачем, но покинул,
будет по жизни любой ареал иногда покидать.
Правда, пристанище он тоже втайне отыскивать будет —
то, о чем можно сказать: вот родной и последний мой дом.
Жаль только то, что за ним он бежать будет вечно и присно:
так черепаху не мог быстроногий догнать Ахиллес.
Даже не верится, что в моем детстве во время болезни,
точно в кармане ключи, залегали от жизни моей.
Есть в детском возрасте тайна одна:
годы спустя узнается она.
В море случайно уроненный ключ
высветит так вдруг полуденный луч.
Ключ тот на дне нам вовек не забыть:
что как он может шкатулку открыть?
Много в шкатулке той чудных вещей —
но скрыл шкатулку песок, как Кощей.
Ключ лишь на илистом камне блестит —
сердце при виде его в нас теснит.
Снова по жизни подводит стезя
к миру, в который вернуться нельзя.
Два в ситуации этой пути:
но по которому лучше пойти?
Можно из моря тот ключик достать,
да заодно и ларец поискать.
Можно, к нему повернувшись спиной,
молча проститься с морской глубиной.
Пусть в первом выборе бездна пуант,
мне лично ближе второй вариант.
Горько – не правда ли – осознавать,
что дверцу в детство должны открывать
мы ключом памяти? больше никак…
но раздражителен этот пустяк.
Память – не жизнь, как не свет один луч:
выброшу в море я памяти ключ.
Пусть со шкатулкой на дне он лежит
и – морю синему принадлежит.
И разве только простудный недуг —
с давних времен неразлучный мой друг —
коротко снова меня посетив —
чтоб убедиться, что я еще жив —
дверцу ко дням моим лучшим, былым
мне приоткроет ключом запасным.
Моя хорошо состарившаяся мама
Молодости человек так не рад,
как ему страшен под старость распад
тела, как храма бессмертной души.
И вот тогда все средства хороши,
чтобы прочувствовать тела распад
так, словно ты ему чуточку – рад.
Я это в точности мог наблюдать,
видя, как возраст стал маме под стать.
В зеркале взгляды однажды сошлись
наши, читатель, теперь – улыбнись:
жизни