вошел в шорт-лист премии «Фикшн35».
Про барыню-сударыню и песцов
Лельке было три, когда мама в первый раз не пришла домой ночевать.
На улице стоял мороз. Он давно уже не унимался, был трескучий до костного хруста, густой настолько, что проникал через окна. Собирался снегом на подоконнике. Холодил пол. Лелька чувствовала его через носки, первые – тоненькие, с лисичками, вторые – из колючей шерсти.
– Надень тапочки, застудишься! – просила бабушка, выглядывая из кухни.
Лелька пряталась за дверной косяк, дожидалась, пока в раковине снова зашумит вода, и возвращалась в коридор. Она ждала маму.
Мама ушла утром. Было рано, задувал южак. Лелька узнала его по тонкому свисту в окнах. Мама приоткрыла дверь в комнату, и Лелька тут же проснулась. От мамы пахло горькими духами и лаком для волос. Она присела на краешек кровати, наклонилась к бабушке, сказала ей что-то неразборчиво. Бабушка тут же проснулась, заворочалась, поднимаясь. Всю ночь она грела Лельку – дыханием, ладонями, большим своим спящим телом, и без нее сразу стало холодно. Лелька захныкала, но мама положила ей ладонь на лоб.
– Поспи еще, – попросила она.
Лелька зажмурилась, чтобы ее не расстраивать, и принялась слушать, как скулит Лота, как тяжело бабушка хромает по коридору, чтобы закрыть за мамой дверь, как возвращается в комнату, накрывает Лельку еще одним одеялом, тяжелым и сонным. Под ним дрема приходила сама собой, и снился снег, засыпающий Лельку, и комнату, и дом, и тропинку к дому, по которой шла сейчас мама, исчезая в этом снеге, как в разведенном водой молоке.
– Дрыхнешь еще? – Надька с разбегу запрыгнула на кровать, пролезла в тепло с ледяными ногами. – Там снега намело до подоконника!
Лелька спрятала голову под подушку и нарочно стала спать еще крепче, чтобы не отвечать. Но Надька наклонилась к ней:
– Деда Рыптэна теперь до лета не найдут!
Голос ее пробрался под подушку. Лелька сжалась, выдавая свой сон-не-сон.
– Витка еще вчера один с охоты вернулся, я из окна видела, – горячо заговорила Надька. – Шуба вся в снегу, лицо обмороженное, а на санках только куропатки. Мертвые!
Нужно было вскочить, перелезть через Надьку и побежать к бабушке, та уже разогревала на сковороде вчерашние пирожки, и пахло от них сладким тестом и яблочным повидлом. Но второе одеяло было слишком тяжелым. Еще и Надька навалилась сверху.
– Витка деда на сопку утащил, чтобы его там песцы съели.
Слезы уже собирались в Лельке. Деда Рыптэна она видела прошлым летом. Витка выносил его на завалинку у дома, укрывал шкурой и оставлял так, пока ходил за хлебом в автолавку. Дед Рыптэн подставлял плоское лицо солнцу и замирал, а Лелька смотрела на него из окна и гадала, есть ли у деда глаза, или две слепые щелочки – все, что ему досталось.
– Песцы сейчас голодные, они человека за три километра чуют, – не унималась Надька. – Прибежали на сопку, начали деда рвать, а он даже не заплакал. Знаешь почему?
Лелька затрепыхалась, отталкивая от себя одеяло, но сил не хватило. Ладошки стали липкими, живот скрутило от страха и духоты.
– Потому