парочку мелких. Чуть левее движение, ящерица? Нет, спина. Наспех стряпаю ложь, полуправду – отсюда мой отец, фамилия пусть будет Иванов, ищу вот, не знаете, что да как? Подхожу ближе, старик, лет восемьдесят, не младше. Он не глядит на меня, глядит на памятник. На табличке фото из серванта. Я знаю, мой отец – он.
Открытка
Девочке дурно на похоронах. Она пошатывается, прикрывает тяжелые веки. Борясь с дурнотой, открывает синие глаза снова, сама уже синяя, под черным своим тяжелым платком. Если упадет – затопчут, так что падать нельзя. Разрезал туловищем толпу, движение, отработанное в стычках с люберами. Легко толкнул плечом детину в кожанке – на усах и ниже по бороде пляшут россыпи слез.
– Не на концерте же. – Он пытается ворчать, но все равно всхлипывает.
Сделал несколько шагов, взял девочку под руку, буркнул ей в ухо по возможности ласково:
– Тебе, кажется, плохо. Давай отойдем, сядешь.
Девочка слабо кивнула и, переставляя непослушные ноги, оперевшись на меня всем весом, двинулась со мной. Я вывел ее из толпы и усадил на скамью у могилы какого-то старика. Девочка очень хотела держать глаза открытыми, но они закрывались. Я выудил из-за пазухи початую бутылку водки. Открутил пробку и сунул ей под нос. Девочка дернула головой и сфокусировала взгляд на мне.
– Ты кто?
– Позор семьи, конечно. Пить будешь?
Она помотала головой, но бутылку взяла. Глотнула, поморщилась.
– На вот, занюхай.
Протянул ей ветку сирени, по-хозяйски сорванную с могильного куста.
– Жаль, не цветет еще, недельку бы подождать.
– Чтоб она еще недельку там одна, в реке?
Протяжный, долгий вой покатился по кладбищу. Засыпают, значит. Пока, покойница.
– В феврале вот только на концерт в Иркутск мотался. Третья полка в плацкарте, еле ноги потом разогнул.
Осекся, впрочем. Какой плацкарт, какие ноги.
Здесь и сейчас рок-н-ролл косит своих солдат.
– Я вот подумал. Ее же в Ине нашли, верно? А сама она Яна. Это же почти инь-ян.
– Человек умер, и какой. А ты стишки глупые городишь.
Помолчали. Мимо прошли ребята, один окликнул, есть ли выпить. Я помотал головой. Девочка глядит на меня – ну, мол, и крыса.
– А тебе вот платок идет.
– Да то мать на две банки консервов сменяла. «Как ты на похоронах без платка, не порядок» – ей главное, чтобы порядок был.
– А тебе что главное?
Задумалась, посмотрела на меня внимательно. Кто знает, может, у старика, у которого мы присели, тоже когда-то были синие глаза.
– Свобода главное. Хожу где хочу. На учебу нужно, а я здесь. Потому что быть там должна кому-то, ну, не знаю, обществу. А быть здесь должна себе.
Набор печальных и нежных открыток, которые будешь держать в фотоальбоме, пока неизвестный потомок не размалюет твою память до дыр. Открытка с котиком – мы с Нюрой аскаем в подземном переходе, я на акустике – все цивильно, колоночка, звукосниматель.