очочками тёмными глазами, – Сталин – это Ленин сегодня!
– Такой же умный? – летел из класса вопрос.
– Да, ребята!
– И учился на отлично?
– Конечно! Представляете, как вам повезло, что вы живёте в советской стране? А как живут ваши сверстники в капиталистических странах, в Америке, Англии? – Голодают, роются по помойкам, учиться им запрещают, гонят детей в шахты угольные за гроши, они там гибнут. Всё это называется ЭКСПЛУАТАЦИЯ чужого труда. В нашей стране эксплуатации нет!
– Надо англичан освободить! – кричали в классе, и он кричал.
А у нас, – продолжала учительница, – Сталин и партия заботятся о каждом из нас, о каждом! – Она многозначительно поднимала короткий палец, и счастье и восторг от её слов распирали маленькие сердца.
А учительницу эту почему-то не очень любили другие учителя, да и детей к ней не тянуло… И вела она только такие политические уроки. Ходила по коридору одна, нахмуренная, сосредоточенная, громко и уверенно стуча толстыми каблуками.
«Ленин… Ленин… Детей любил! Детей любил! – Все же писатели об этом пишут, и газеты… и картины художники рисуют: „Ленин и Дети!“ И он лагеря устроил? Нет, не может быть!»
Неожиданно дверь скрипнула, и на каменный парапет, будто преследуя его, вышел Шулегин. «Господи! – невольно взмолился про себя Климов. – Только не сейчас! Только не всё сразу!»
Дмитрий Николаевич, ни слова не говоря, закурил свои папироски от своих спичек, и так они некоторое время стояли молча, вслушиваясь в шум дождя и журчанье воды.
– Шли бы вы домой, – посоветовал Климов, – не ровен час простудитесь.
Шулегин только тихо и сухо рассмеялся, прокашлялся и, ни слова не говоря, снова задымил рядом.
Но тут уж Климова, будто помимо воли, прорвало.
– Дмитрий Николаевич, ваше время ушло навсегда, навсегда, – повторил он жёстко.
– Да, навеки! – тихо и покорно ответил Шулегин. – Навсегда…
Климов ожидал чего угодно – спора, возражений, но только не этой тихой и вялой, как этот дождь, покорности. И это его почему-то ещё больше разозлило.
– А скажите-ка тогда, почему народ пошёл за красными, и они победили, а не белые?
Шулегин тихо рассмеялся.
– А зачем вам это знать, советскому офицеру? Ведь вы человек честный и только тяжелей от этого будет!
– Знать хочу ваше мнение, ну а хуже или не хуже, ещё неизвестно, Маркс учил любое явление исследовать и научно объяснять. Какой же я коммунист, если буду от неудобных вопросов, как страус, прятаться?
Снова сухой смех и покашливание.
– Я люблю наш русский народ.
– Вы?! – поразился Климов и недобро рассмеялся.
– Я, а что вы удивляетесь? Только русский, а не советский…
– Какая разница? – удивился Климов.
– В том-то и беда, что уже почти никакой.
– Объяснитесь! – потребовал Климов гневно,