Феррибота я многого не жду. Дайэл – еще новичок, величина неизвестная. А Энерджайз может выиграть Барьерную скачку чемпионов.
– Вы не ответили на мой вопрос, – мягко заметил Руперт.
– Не ответил. Я рассчитываю, что вы добьетесь других результатов, чем Джоди. Этого достаточно?
– Мне бы очень хотелось знать, почему вы с ним расстались.
– Из-за денежных недоразумений, – сказал я. – А не из-за того, как он работал с лошадьми.
Он стряхнул пепел с механической точностью, показывавшей, что мысли его заняты другим. И медленно произнес:
– Вас всегда устраивали результаты, которые показывали ваши лошади?
Вопрос завис в воздухе. В нем таилось множество мелких ловушек. Руперт внезапно поднял голову, встретился со мной взглядом, и его глаза расширились – он понял.
– Вижу, вы понимаете, о чем я спрашивал.
– Да. Но ответить не могу. Джоди обещал, что привлечет меня к суду за оскорбление личности, если я кому-то расскажу, почему я порвал с ним, и у меня нет оснований не верить этому.
– Эта фраза – сама по себе оскорбление личности.
– Несомненно.
Руперт весело встал и раздавил окурок. Теперь он держался куда дружелюбнее.
– Ну ладно. Пошли, посмотрим ваших лошадок.
Мы вышли во двор. Повсюду чувствовалось процветание. Холодное декабрьское солнце освещало свежевыкрашенные стены, двор был залит асфальтом, повсюду аккуратные цветочные кадки, конюхи в чистых комбинезонах. Ничего общего с тем беспорядком, к которому я привык у Джоди: никаких метел, прислоненных к стене, никаких сваленных в кучу попон, бинтов, щеток и ногавок, нигде ни клочка сена. Джоди любил показывать владельцам, что работа кипит, что у него о лошадях постоянно заботятся. Руперт, похоже, предпочитал прятать пот и труд с глаз долой. У Джоди навозная куча была всегда на виду. У Руперта этого не было.
– Дайэл стоит вот тут.
Мы остановились у денника, расположенного снаружи основного прямоугольника, и Руперт ненавязчивым щелчком пальцев подозвал конюха, стоявшего футах в двадцати.
– Это Донни, – сказал Руперт. – Он ходит за Дайэлом.
Я пожал руку Донни – крепкому парню лет двадцати, с неулыбчивыми глазами, всем своим видом демонстрировавшего, что его не проведешь. Судя по тому, как он взглянул сперва на Руперта, а потом на лошадь, это было не недоверие лично ко мне, а общий взгляд на жизнь. Мы полюбовались некрупным рыжим крепышом. Я попробовал дать Донни пятерку. Он взял, поблагодарил, но так и не улыбнулся.
В том же ряду, чуть подальше, стоял Феррибот. Он смотрел на мир потускневшими глазами и даже не шелохнулся, когда мы вошли в денник. Его конюх, в противоположность Донни, одарил его снисходительной улыбкой и пятерку взял с видимой радостью.
– Энерджайз в главном дворе, – сказал Руперт, показывая мне дорогу. – Вон в том углу.
Когда мы были на полпути к деннику Энерджайза, во двор въехали еще две машины, из которых вывалилась толпа мужчин в дубленках и звенящих браслетами дам в мехах. Они увидели Руперта, замахали ему и потянулись к конюшне.
Руперт