некоторое время поскучать. Впрочем, и скучать мы вам не дадим – коллектив у нас любопытный, даже занимательный, вызывающий сложную гамму ощущений… местный истэблишмент, так сказать… думаю, вы понимаете мою иронию, у русского пьяницы почему-то очень развито чувство сарказма… Будем знакомиться? Как вас звать-величать?
– Ну что ж, будем знакомиться. Меня звать Евпсихием Алексеевичем.
– Очень приятно. Будем вас звать Евпсихием Алексеевичем, по имени и отчеству. А вот меня зовите просто – Головакиным! Потому что Головакин я и есть.
– Ах вот что! – не сдержал досадливого бурчания Евпсихий Алексеевич. – Вы тут получаетесь Головакин?.. не Шершеньев??
– Вовсе даже не Шершеньев, этот ваш Шершеньев помер давно… Вы к чему интересуетесь Шершеньевым?
– Я и вами интересуюсь, если вы Головакин, а не Шершеньев. Мне только убедиться надо, что вы точно Головакин. Извините, конечно, но вы человек много пьющий, уверен, что с элементами фантастического воображения… Почему вы точно уверены, что вы не Шершеньев?.. Вот что вы о себе помните, как о Головакине?.. Где жили – помните? адресочек свой не назовёте?..
– Да на кой чёрт вам знать мой адресочек?.. Да хотя, пожалуйста, вот вам и адресочек: улица маршала Блюхера, дом семь, квартира 92!.. Я всё прекрасно помню, я самый настоящий Головакин. А они тут все думают, что у меня белая горячка и держат меня здесь третий день, родственников не пускают, считают, что могут вылечить от алкоголя. Ещё и вы теперь с Шершеньевым лезете – совсем за психа меня держите. Не хорошо, Евпсихий Алексеевич.
«Это точно не Шершеньев. – убеждённо высказался голос Анны Ильиничны. – И про Головакина не врёт, поскольку очень на Головакина похож – и морда неблагополучная и сильно прихрамывает – думаю, не врёт. Значит, Евпсихий Алексеевич, у меня не получилось засунуть вас к Шершеньеву, попробуйте разобраться с Головакиным!»
– Получается, что вы у нас тот самый Головакин? – спросил Евпсихий Алексеевич, энергично потирая ладошки друг об дружку, с видом знатного едока, добравшегося-таки до вкусненького.
– Да, я получаюсь тот самый Головакин. – улыбнулся по-приятельски Головакин, не погружаясь в понимание, отчего он вдруг стал «тот самый Головакин» и откуда взялся интерес к его личности. – А вот и мои сотоварищи задушевные, с которыми я провожу тяжкие времена, обживая больничные казематы. Но – не будем излишне сетовать на судьбу, на войне как на войне, как говорится, бывали и не в таких переделках, прорвёмся!.. Это вот Толик, это Стёпа с Аркашей, это Семён Семёныч… Знакомьтесь, Евпсихий Алексеевич, вам теперь от нас никуда не деться.
Семён Семёныч, удивляя неопохмелившейся экзотикой, валялся на кровати в чём мать родила и, кажется, давно хотел высказать что-либо конкретное по конкретному поводу, но всё с мыслями не мог собраться. Аркаша лузгал семечки, отправляя шелуху под матрас соседней кровати, и пытался вчитаться в какую-то потрёпанную книжонку без обложки, но с обрывком титульного листа, где красовались