Объявления надо читать.
Я расстроилась. Сколько оно протянется? Пообедать не успею и на выступление могу опоздать!
Но выхода не было, села поближе к двери. Как медленно выбирают президиум! И вдруг меня выбирают, и я ещё должна писать протокол!
Так. Повестка дня… Персональное дело того самого начальника отдела, его политическая безответственность!
И я пишу, пишу всю эту ахинею, этот фарс, и мне некогда даже выступить и сказать, что это фарс и ахинея!
Но начальник человек прямой. Для него это собрание тоже неожиданность, возмутительная, невообразимая глупость и подлость. И он говорит это в серьёзное, полное значительности лицо председателя президиума. А председатель, конечно же, Николай Семёнович!
Я перестаю писать, но он оборачивается ко мне:
– Пиши, ты пиши всё подробно!
Собрание голосует, я собираю свои бумаги и убегаю, мне же ехать в Новочеркасск!
Не сплю всю ночь. Что же это делается! Если протокол в таком виде попадёт в райком… Этого нельзя допустить!
Я работала уже месяц в одном отделе с Николаем Семёновичем. Попала туда не по своей воле и вскоре вырвалась оттуда, но пока…
Захожу в свой отдел, и наш начальник, добрейший генерал в отставке, говорит:
– Светочка, на вас лица нет! Это вы из-за вчерашнего собрания? Напрасно вы переживаете, в тридцать седьмом и не такое было!
– Но у нас не тридцать седьмой, слава Богу!
До прихода Николая Семёновича я успела сбежать в библиотеку. Она подчинялась «виновнику торжества». Заведующая по моей просьбе растерянно повесила табличку «Закрыто» и заперла двери.
Я позвонила её начальнику:
– Я должна оформить протокол. Мне кажется, вам следует самому отредактировать вчерашнее выступление. Я понимаю, вы были вне себя…
– Спасибо, Светлана, сейчас приду.
Он читал внимательно, думал над каждой фразой. Я сидела молча, сжав кулаки. Телефон звонил не переставая:
– Света, в чём дело? Почему ты оформляешь протокол не здесь, а в библиотеке? Поднимайся, я тебе помогу! – В голосе Николая Семёновича звенела сталь – тоже, наверно, оттуда, из тридцать седьмого.
– Николай Семёнович, кончу и поднимусь. Мне здесь удобнее, есть машинка.
– Достану тебе машинку, поднимайся!
Я держала оборону два часа, напряжение было жуткое. Но протокол стал настоящим сатирическим произведением. Любой здравомыслящий человек понял бы всю карикатурную нелепость этого собрания.
Когда я отнесла протокол Николаю Семёновичу, у меня в первый раз в жизни прихватило сердце. До конца дня меня продержали в медпункте.
Почитайте стихи…
Это было в 65-м или в 66-м году. Я только вышла в очередной раз из сердечной клиники. В первый же выходной по нашей железной лестнице с трудом поднялась молодая женщина с огромным животом. Отдышалась и сказала:
– Светлана, пожалуйста, очень прошу, почитайте стихи моим трудным ученикам.
– Знаете, я только из больницы. Немного приду в себя и тогда…
– Хорошо.
В