получилось осадить Ирину на подъёме, перед самым верхом, когда она взлетела, когда грань между ними стала хрупким стеклом и могла рассыпаться от любого случайного прикосновения, а пояс на халате девушки возомнил себя абсолютно свободным. Ира замерла, заиграла на стуле струной, медленно разгладила на груди, слева, белизну халата и запахнула сверху другой, похоронив руку под толстой махрой.
– Я вступила в наследство. Я продала квартиру. Я поставила маме на могилу гранитный камушек. Я купила себе одежду. Я купила йорка. Остаток денег сберегла в банке. Йорка не сберегла, его украли, – морщинки-смешинки покинули уголки рта Ирины, взгляд ушёл в сторону и остановился.
– Это всё? – стул коротко скрипнул под Матвеем.
– Нет. Есть ещё кое-что.
Ирина выбежала из кухни, хлопнула дверью в свою спальню. Шкаф-купе взвизгнул роликами, сдвинул триптих зеркал в одно полотно, ахнул сонными ящиками. Зашуршал обидой падающий на пол халат, а голые пятки уже стучали обратно, представили на суд Матвея идеальные круглые колени, бёдра, горчичный свитер крупной вязки, длинную шею-шарнир.
– Вот на этот свитер я потратила остальное.
– Полмиллиона?
– Такой аристократический, такой приятный, – Ирина широко расставила ноги, наклонилась с прямой спиной, пристроила на дядино плечо ладони, сверху положила подбородок и пропела: – Па-тро-га-а-а-ай…
Матвей сделал глоток с нарочным, невыносимым, втягивающим прихлёбом. Ирина отстранилась, нахмурилась и тут же поставила руки на пояс, крутанула на носочках два балетных оборота, упав на колени, подкатилась к столу, выгнула тело в такт дубовой ножке, сложила губы детским бантиком.
– Просто в магазине была акция. Купи один, и второй получишь бесплатно-атно-атно. Ты бы что, не купил? А хочешь, я подарю тебе второй? Он тёмно-синий, такой унисекс-секс-секс. Или возьми этот, горчичный.
Руки Ирины перехлестнулись на коленях и медленно поползли по бёдрам вверх, к краю свитера, тело изогнулось змеиным вопросом. Матвей вскочил, ударил стулом об пол, отошёл к плите, топнул ногой.
– Я приеду через шесть дней. Будь готова ответить мне на вопрос, чем я могу быть тебе полезен. Если сейчас назовёшь меня занудой, ты будешь не права, не права и… Ты меня разочаруешь.
Ирка подошла к дядюшке вплотную, повернулась спиной, прижалась напряжёнными лопатками:
– Дядя, ты не зануда… Как жить? Все нормальные мужчины уже глубоко женаты.
– Перестань.
– Чего перестать? Мне двадцать три, и я всё ещё хочу счастья.
Матвей не стал поворачивать её к себе, не стал обнимать, искать разумные слова. Он ничего не стал делать, просто заполнил паузу немотой, и не было той немоте конца и края.
Наверное, зная своё будущее или в другой, параллельной жизни Ирина обязательно сама разбила бы их молчание, призналась в чём-то важном, рассмеялась, топнула ногой, но в жизни этой, которую её покойная мама называла реальной, домолчала до его не сказанного вслух вопроса, ответила:
– Ребёнок. Муж. Любовь.
– Если