чтобы с опушки украдкой понаблюдать за учебно-тренировочными полетами. В тот день полеты отменили из-за внезапно переменившихся погодных условий, и я, замерев посреди прогалины, стояла и мокла, завороженно слушая тихий шум моросящего дождя в сопровождении шороха желтеющей листвы.
И вдруг я увидела Его. Неожиданно возникший силуэт музыканта, который так несказанно обрадовал меня прежде, летним вечером на остановке. А ведь я даже и не думала о том, что когда-либо еще в своей жизни повстречаю его.
Однако мое сознание поразило то, что гитарист абсолютно меня не узнал и отпрянул, когда я подбежала к нему и кинулась на шею – обниматься. А мне так хотелось кричать, что за последние два месяца после того, как я с ним пообщалась, у меня совершенно изменилась система жизненных ценностей, и причина этому – наш предыдущий разговор. Мне многое нужно было сказать ему! Например, о том, что он – моя единственно родственная душа на всем свете. Но по тому, как робко и растерянно улыбнулся этот болезненного вида астенический странник с гитарой, я поняла: что-то здесь пошло не так, и энтузиазм мой сошел на нет.
– Скажи, может быть, ты все-таки узнал меня, но обиделся на какую-нибудь мою бестактность? – допытывалась я. – Или попросту не доверяешь мне?
Мужчина отрицательно помотал головой.
– Тогда почему ты не хочешь меня вспомнить? Разве ты забыл, что рассказывал мне про Нее? – в отчаянии воскликнула я, ухватившись за последнюю зацепку.
– Ты о Глории? – впервые внятно заговорил гитарист.
– Ты не говорил, как ее зовут! – я начала раздражаться. – Ты лишь сказал, что она любит танцевать среди пятнистых оленей.
– Это Она! – со значением ответил музыкант.
– А тебя как зовут?
– Этьен.
– А меня Конкордия.
– Конкордия, – повторил Этьен, – редкое имя. Я запомню.
– Не стоит! – иронично посоветовала я.
Этьен на это ничего не ответил.
– Я многое не припоминаю из своих предыдущих жизней, – спустя минуту проговорил он, – извини, но так уж я устроен: мне приходится почти все забывать. Но когда-нибудь я разучусь забывать тебя, – утешительно сказал он.
– И почему это вдруг? – усмехнулась я.
– Потому что я вообще не знаю других людей! – отрезал он.
– Но, тогда как же ты можешь рассуждать о людях?..
– Но зато о них я знаю – все!
В другой раз Этьен сам окликнул меня, когда я шла из магазина – без зонтика, что нередко случалось – и участливо взял из моих рук тяжелую сумку.
И как же ты умудрился вспомнить меня? – спросила я удивленно и обрадованно.
– Ты уже начинаешь процарапывать дорожки в моей душе, – ответил музыкант со значением.
– Какие еще дорожки? – не поняла я.
– Ну как это, «какие»? – искренне переспросил Этьен, возмутившись, что я его не поняла. – Точно такие же, какие процарапывает записывающая