о том, что они «сегрегированы» и никак не развиваются, могло их оскорбить. Совет попечителей сообщил Бантинг, что она должна будет провести кампанию по сбору средств для этого проекта самостоятельно и не обращаясь к постоянным спонсорам Рэдклиффа. Мэри с радостью приняла этот вызов.
Что бы ни стояло на пути Бантинг – финансовые проблемы, утомительные разъезды и даже смерть мужа, – она не сбавляла оборотов. Чтобы разработать бюджет и составить план, Мэри собрала женский экспертный совет. Ей удалось получить два гранта на пять лет: 150 000 долларов от корпорации Карнеги и 250 000 долларов от Фонда братьев Рокфеллер. Кроме того, Бантинг заручилась поддержкой преподавателей Гарварда, включая декана (и будущего советника по национальной безопасности) Макджорджа Банди, а также известных писательниц, в том числе Адриенны Рич, политического теоретика Ханны Арендт и драматурга Лилиан Хеллман, которая вошла в экспертную комиссию института. Мэри нашла и человека на должность директора: им стала Констанс Смит (Конни, как ее звали друзья), до этого занимавшая должность доцента политологии в Дугласе. У Смит были темные волосы, ярко-зеленые глаза и широкая улыбка. Она очень хотела поскорее вступить в должность и получила официальное назначение 9 января 1961-го. Ее зарплата составила 12 000 долларов.
Все считали Смит прирожденным директором. Она была доброжелательна и внимательна и, как «приветливый вертящийся дервиш»[179], интуитивно понимала потребности окружающих. Одна из стипендиаток института говорила, что Смит была «потрясающей» и что «лучше человека на эту должность было не сыскать». Смит расположила к себе ассистентку Бантинг Рене Брайант и написала Мэри, что они втроем отлично сработаются.
Все становилось на свои места. В ноябре 1960 года вышел пресс-релиз, в котором «выражалось сожаление по поводу отсутствия в нашей стране стимулов и возможностей для талантливых граждан»[180] и осуждался «анти-интеллектуальный климат» страны, который «особенно сильно ограничивал тех женщин, чьи основные обязанности в течение по меньшей мере десяти лет заключались в ведении домашнего хозяйства». Эта мысль получила развитие в опубликованном в том же месяце глянцевом буклете, где утверждалось, что женская интеллектуальная неудовлетворенность подвергает опасности семьи, а следовательно, и государства. «Это ощущение застоя может пагубно сказаться даже на самом счастливом браке, – предостерегал буклет, – когда одаренная женщина вынуждена тратить свое время на безуспешный или полу-успешный поиск способов интеллектуальной самореализации, это может обернуться против брака и привести к полному разочарованию»[181]. Образованные женщины не должны быть мятущимися активистками. И если пионерки женского образования были «искательницами справедливости и реформаторками: страстными, бесстрашными, красноречивыми, но, порой, слишком шумными», сегодняшние женщины не обязаны соответствовать этому стереотипу. А напоследок в буклете