же ты знаешь, что было, что нет. Глянь-ка, – банкир взял верхнюю фотографию. Истерзанное тело без головы. Ваш. Почерк тот же. Соседи ваши подарили.
– А соседи-то при чем? Они как у меня оказались? Своих дел мало?
– Не кипятись. Они ближе были. Опять же места эти наполовину ваши, наполовину их. По тайге межу не проложишь.
– Что-то раньше не замечалось у них желания особого чужие трупы тайком подбирать и фотографии на память дарить власть имущим. Дурновато пахнет, – обозлился вконец подполковник.
Ох, и надоели Баширову все эти шпионские страсти. Это ж надо: труп на чужой территории соседи сами словили, ничего не сказали. Ерунда какая-то. Так не бывает.
– А убитый кто? – это мне можно узнать? Или тоже тайны? – повернулся он к банкиру.
Убит местный егерь Иван Вырин. Вот от этого и пляши.
Николай Иванович несколько минут смотрел на закрытую дверь и, приятно улыбнувшись, ласково добавил: «А если что с моими родными случится, то я сам с тебя, голубчик, шкуру спущу, ясно? С живого. Так что уж ты постарайся для старика».
Башир хмуро глядел в сторону, со страхом чувствуя, как подымается от позвоночника и подступает к горлу безобразное ледяное бешенство, лишающее его здравого смысла и разумного страха, которым он в глубине души гордился. Подполковник глубоко вздохнул и, осторожно сдерживая дыхание, хмуро глядел в сторону. Затем поднял голову и злобно уставился прямо в жесткие обманчиво ласковые глаза: «Не пугай. Плевать я хотел и на тебя, и на деньги твои. Сиди и трясись»! Слова вылетали помимо воли, Башир только изумлялся самому себе, не в силах остановить приступ лютой злобы, захлестнувшей его. Он тяжело поднялся с жалобно взвизгнувшего генеральского стула, круто повернулся и вышел из кабинета, осторожно прикрыв дверь, прошел мимо подскочившей секретарши, оторопевшего генерала, сбежал легкой походкой американского супергероя, сел в милицейскую машину и уехал в родной Вальцовск.
Гурин, предчувствуя недоброе, осторожно потянул дверь кабинета. Николай Иванович сидел в кресле, покуривая сигарету, странное удовлетворение было на его лице. «Хороший мужик – ухмыльнувшись, сказал он, – Узбек, а мужик что надо. Тунгуса он найдет, если он у него. А я носом чую, там он залег. Там у него лежбище».
1.5. Кое-что о дьяволе и слугах
Тяжелая мутная злоба, подступившая к горлу, душила Башира Омаровича. Не помогало даже открытое окно машины, летящей в ветреную бесприютную ночь. Только постепенно все его геройство и храбрость сползали с него, как со змеи сползает весной кожа, здравый смысл начинал нашептывать ему, что большей глупости он за всю свою жизнь не совершал, и надо бы вернуться и повиниться, может и простят его детство. Но проклятое упрямство гнало его вперед, домой навстречу черт знает каким неприятностям. Баширов угрюмо поглядывал на густеющий по обеим сторонам дороги лес, и на душе у него скребли кошки. Папа-прокурор давно был на пенсии, крыши у подполковника не было, впору сушить сухари или наниматься сторожем