Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история
старым работам Mazour (1962) и Raeff (1966). Существует также относительно новое исследование на французском языке: Grandhaye (2011). Патрик О’Мара написал весьма содержательные биографии Кондратия Федоровича Рылеева и П. И. Пестеля (O’Meara 1994, 2004). Значительный интерес представляют работы Николая Михайловича Дружинина о Н. М. Муравьеве (1985) и Милицы Васильевны Нечкиной о П. И. Пестеле (1955, 1982).
293
Подробнее о Н. А. Бестужеве и о том, как изменилось языковое сознание после Наполеоновских войн, см. в пятом разделе главы 8.
294
О языке Третьего отделения см. предпоследний раздел главы 5.
295
См.: Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. / Под ред. В. И. Чернышева. М., 1950–1965.
296
В этой книге мы пользуемся термином «интеллигенция» для обозначения группы людей, которая является в одно и то же время интеллектуально независимой и социально и политически активной. Однако следует отметить, что дать определение этому понятию достаточно сложно. В английском языке это слово имеет пренебрежительный оттенок, что находит подтверждение в романе Герберта Уэллса «Мистер Бритлинг пьет чашу до дна», герой которого, мистер Бритлинг, называет интеллигенцию «безответственным средним классом с идеями» (этот пример дает Oxford English Dictionary, 2-е изд. Vol. 7. P. 1070). Однако в русском интеллектуальном сообществе этот термин имеет скорее положительную окраску, как и в работах Исайи Берлина, восхищавшегося представителями интеллигенции середины XIX века, о которых он написал эссе, собранные в книге «Русские мыслители» (2008). Г. Хэмбург в одной из своих статей делает попытку переосмыслить это понятие и решить проблемы, связанные с его употреблением, говоря о том, что существуют разные типы интеллигенции (2010). Еще одну проблему представляет ретроспективное применение этого термина: судя по всему, он не был широко распространен вплоть до 1860-х годов (Петр Дмитриевич Боборыкин, писатель второго ряда, заявлял, что именно он ввел это слово в массовое употребление), но таких мыслителей, как В. Г. Белинский, деятельность которого пришлась на гораздо более ранний период, 1830–1840-е годы, теперь обычно причисляют к интеллигенции. Кроме уже упомянутых работ И. Берлина и Г. Хэмбурга, существует большое количество литературы, посвященной этому вопросу. Многие из работ, написанные достаточно давно, в 1960–1970-х годах, когда интерес западных ученых к этой теме был весьма велик, по сей день не утратили своей ценности: см., напр., упомянутые в библиографии Billington (1960), Malia (1961), Nahirny (1962), Pollard (1964), Raeff (1966), Confino (1972), а также более свежие работы Sdvižkov (2006) и Сдвижков (2021).
297
При этом, однако, мы не станем противопоставлять таких «великих писателей», как Достоевский, Толстой и Чехов, радикальной интеллигенции, как это делает Гэри Сол Морсон, см.: Morson G. S. Tradition and Counter-Tradition: the Radical Intelligentsia and Classical Russian Literature // Leatherbarrow W., Offord D. (Eds). A History of Russian Thought. Cambridge, 2010. P. 141–168, особенно p. 141–148.
298
Sinyavsky A. The Russian Intelligentsia / Transl. by Lynn Visson. New York, 1997. P. 2. В отличие от нас, А. Д. Синявский не проводит различия между интеллигенцией и литературным сообществом.
299
В конце 1850-х и в 1860-х годах, после смерти Николая I (1855) и поражения России в Крымской войне, в рядах интеллигенции значительно возросло число разночинцев, многие из которых были детьми священнослужителей. Самыми яркими примерами являются Н. Г. Чернышевский