все отчетливее, словно впечатываясь в память, и повторялся почти каждую ночь. Как большинство сновидений, мой сон не отличался логикой и смыслом, в нем не было ни начала, ни какого-то определенного конца, однако отделаться от него я не мог, как ни старался. Стоило мне закрыть глаза, перед моим мысленным взором снова вставали уже знакомые картины.
Мне снилось, будто я попал в старинный дом – века примерно восемнадцатого, хотя моя оценка может быть неточна, в конце концов, это все-таки сон, а не реальность. Я вижу каменные стены, деревянные полы и огромный закопченный очаг. Передо мной стоит грубый деревянный стол, на котором лежит какой-то человек. Быть может, это владелец дома, плантатор или лендлорд, который был смертельно ранен в недавнем сражении и теперь медленно умирает, жадно хватая воздух широко раскрытым ртом. Я вижу, что он очень страдает и что его ждет нескорый, мучительный конец, но ничего не могу сделать. Сам я, похоже, тоже побывал в битве, вот только солдатом я не был. И санитаром, скорее всего, не был тоже. Возможно, в этом сражении я был знаменосцем, поскольку с моих плеч свисает какой-то флаг, в который я кутаюсь как в тогу.
В руках я держу кувшин с водой. Бока у него пробиты, а дно треснуло, поэтому, даже когда я держу его вертикально, вода вытекает из кувшина как из решета. Я пытаюсь заткнуть самые большие дыры пальцами, но их слишком много, и на полу под столом уже собралась порядочная лужа смешанной с кровью воды. Стоит мне, однако, наклонить кувшин, чтобы дать раненому напиться и обмыть его раны, как трещины тут же исчезают. А главное – сколько бы воды я ни вылил, кувшин все не пустеет. И вот я стою над телом совершенно незнакомого мне человека и лью на него воду, однако мне никак не удается понять, что же с ним случилось. Я пытаюсь найти на его теле раны, но не нахожу ничего. Единственное, что мне совершенно ясно, это то, что, пока я поливаю незнакомца водой, он может дышать; больше того, ему как будто становится немного лучше. Но вот беда – чем больше воды я выливаю из кувшина, тем тяжелее он становится, так что я с огромным трудом удерживаю его на весу обеими руками. Наконец силы мои кончаются, и я в изнеможении падаю на стол – в лужу разлитой воды, а раненый человек начинает громко кричать, сотрясаясь в агонии.
Этот сон повторяется каждую ночь. За несколько мгновений до того, как умирающий человек испускает последний вздох, я просыпаюсь, дрожащий, мокрый от пота, ошеломленный. Мои руки и плечи сводит судорогами от нечеловеческих усилий, внутренности горят от жажды, в ушах звенит от предсмертных криков. Но хуже всего страх: я боюсь, что незнакомец в моем сне умер от чего-то очень простого – от чего-то, что окружающие должны были давно разглядеть, но не разглядели… от чего-то, что я не способен увидеть, потому что я тоже слеп.
Глава 9
На заднем дворе дома Эммы – в самой глубине – протекал небольшой, ленивый ручей. Шириной в десять футов, он был, как говорится, воробью по колено, хотя после сильных дождей воды в нем прибывало изрядно. Дно его было выстлано мягким песком, лишь кое-где попадались округлые камни размером