Одного не пойму: к чему ты поднимаешь серьёзную тему, насколько я понимаю, неприятную для нас – для обеих? Ну-ка хитрющая проказница давай-ка «колись»: чего за очередные черти завелись в твоей и без-то них бесноватой головушке?
– Да так… – ответила Юла вначале расплывчато; она выждала необходимую паузу, резко переместила не по-детски развитый стан вперёд, атлетически изогнулась, чтобы глаза смотрели в глаза, а наполняясь горючей влагой, участливо всхлипнула да задалась непривлекательным, наиболее (с её точки зрения) насущным, вопросом: – Просто я вот всё думаю: что было бы, если бы мы тогда предательски его не покинули, не бросили на произвол зловещей судьбы, а? Наверное, он бы со стопроцентной гарантией выжил – ты так не думаешь?
– Нет, – привыкнув выдерживать взгляды и гораздо похлеще, и значимо посерьёзнее, Оксана стойко выдержала словесный укор, отчасти надуманный, а частью вполне справедливый; не отводя спокойного взора, она и простодушно, и чётко ответила, единственным разом поставив все точки над литерой «И»: – Тогда бы погибли мы – все!
– Ага! – эмоциональная девчушка неприветливо фыркнула и отодвинулась на прежнее место; дальнейшую беседу она вела угрюмо насупившись: – Мне почему-то представляется, что тебе важнее было вывести проклятого хана Джемугу, чем оказать действительную помощь отважному соратнику по оружию. Э-э-эх!.. Если бы ты меня, доверчивую, не «вырубила»?.. Я бы ни за что – ни за какие коврижки! – не оставила Борисыча в полной, смертельно безвылазной, «Ж!». Вдвоём мы бы непременно чего-то придумали. Эх, Оксана, и зачем ты меня в тот жуткий день «отключила»?! – Первый раз, на ту волнительную тему, они разговаривали полностью откровенно, поэтому скорбящая воспитанница старалась высказать всё, что, так или иначе, давно уже накипело.
– Он сам меня попросил, – почувствовав несмываемую вину, Бероева (что было на неё ничуть не похоже) даже немножечко прослезилась; она не успела превратиться в «железную леди» и простые человеческие чувства (сочувственные, участливые) пока ещё не утратила, – Павел не мог и мысли себе допустить, чтобы с любимой воспитанницей случилось хоть что-то плохое либо же скверное… он не оставил никакого иного выбора.
– И принял на себя геройскую смерть, и спас от ненавистного «монгольского ига» целый огромный город! – высокопарно промолвила молодая плутовка, выпятив великолепно сложённую гордую грудь; в лице она наполнилась чуть красноватой окраской. – Мы же как трусливые зайчики спасли лишь личные задницы и оставили верного друга на злую погибель, несправедливую, страшную. Оксана, ты помнишь: сколько в его мужественном теле, зверски расстрелянном самым жестким образом, при вскрытии обнаружено пуль?
– Не менее сотни, – справившись с несвойственной слабостью, генерал-лейтенант смахнула непрошенную слезу; с озабоченным видом она посмотрела на юную спутницу, устроившую невыносимую словесную пытку, – на нём не осталось живого места. Мне очень жаль, Павел тоже считался мне… пускай