по нашим комнатам, открывать шкафы, хлопать дверями, осматривать все, что у нас было, составляя список в каком-то, как я понял, протоколе. Они даже поднялись в мое гнездо в башенке и переворошили вещи. Мне стало так противно, что внезапно я почувствовал тошноту.
– Что это? – прошептал я, подойдя к маме.
– Описывают, – чуть слышно ответила она. – Арест на имущество.
– За что? – спросил я, ассоциативно установив связь между словами «арест», «преступление», «наказание».
– За долги, – обронила мама, поймала мою ладонь и сжала ее так, что я чуть не вскрикнул.
Неприятный визит продолжался, наверное, около часа. Чужие люди даже выходили из дома и осматривали его снаружи – думали найти что-то ценное в гараже или сарайчике. Отец оставался на одном месте. И я запомнил этот день не потому, что никогда раньше, да и позже, никто не вторгался в мое жилье, не шелестел бумагами на моем столе, не шуршал бахилами по моим ступеням. Нет, я запомнил этот день потому, что впервые пригляделся к рукам отца. Они изменились за последние два года. Потемнели, покрылись ссадинами и шрамами. Пропитались маслом и присадками. А когда перед отцом выложили протокол, который он должен был подписать, и он взял ручку, я увидел желтоватые мозоли у него на ладонях. Его руки стали страшными. Они как будто напоминали клешни. И мне стало его жаль.
Отец ушел сразу, как только наш дом покинули чужие люди. Посидел еще несколько минут, потом словно очнулся и, так и не посмотрев в сторону мамы, пробормотал что-то вроде:
– Ну, ладно-ладно. Мы еще посмотрим.
Поднялся и вышел. Из окна я увидел, как он выезжает со двора.
– Собирайся, – сказала мама. – Мы уходим. Сегодня. Немедленно. С меня довольно.
– Куда? – не понял я.
– Поедем в город, – ответила мама, шурша какими-то пакетами. – Как знала. Не стала продлевать аренду квартиросъемщикам. Поживем пока в квартире бабушки.
– Но там даже телевизора нет! – возмутился я. – И интернета!
– Зато туда к нам никто не придет, – твердо сказала мама. – Квартира, кстати, на тебя записана. Хорошо, что я ее не продала. Отец все уши прожужжал: «Продай, продай!» А я… Продала бы – и десятой части его долгов не покрыла бы. Как в бездну… А мы бы остались без ничего…
– А как же… папа? – спросил я.
– А что папа? – подняла она на меня налитый слезами взгляд.
– Ты его оставляешь?
– Нет, – мотнула она головой. – Это он нас оставил. И уже давно. Ладно бы, если бы с кем-то… Но так… А мне, может, тоже хочется напиться! Собирайся! Мне зато там до работы всего пять минут пешком. Проживем! Давай-давай. Беги, пакуй свой компьютер. Описали они его… Щас!
– А школа? – не унимался я.
– И школа там рядом, – изобразила улыбку мама. – Я сама в ней училась. Пойдешь на следующий год. А в этом – чего там осталось? Май? На автобусе поездишь. А хочешь, я договорюсь с классной? Она на последнем собрании сказала, что тебе уже все предметы пятерками закрыли.