его удержит?»
Несколько недель в июне 1911 года выдались такими жаркими, что коты в саду Джулиани лежали на ветвях, словно тигры. В тот самый момент, когда солнце поднималось над Апеннинами, город превращался в пекло – даже на вершине Джаниколо, где ветерок покачивал кроны сосен.
Алессандро с Лиа гуляли в саду. Трава стала белой с редкими прожилками золота и серебра, спасибо солнцу, день за днем палящему с безоблачного неба, и горячему сухому ветру, который, казалось, дул со всех сторон, но пока что жара, сухая и золотистая, не вызывала раздражения. В начале месяца, когда еще не прошли воспоминания о зимних дождях, была даже в радость, хотя к августу отношение могло измениться.
Когда Лиа глубоко задумывалась, ее лицо темнело, делая ее похожей на снайпера, которому предстоит сделать сложный выстрел. Зато когда она смеялась, в этом принимали участие не только лицо и голос, но даже плечи и руки. Всплеск радости передавался даже пальцам, которые, расслабляясь, чуть загибались.
Алессандро сжигала страсть. Иногда он сосредотачивался на каких-то особенностях ее тела, на какой-то маленькой детали, на которую сама Лиа, возможно, никогда не обращала внимания. Скажем, на изгибе шеи там, где она переходит в плечо, или микроскопическом участке губы, чем приводил ее в приятное изумление. Она могла говорить с ним, чуть повернув голову, и вдруг замечала, что он глаз не сводит с изгиба ее верхней губы. Поначалу ей хотелось уйти от его восхищенного взгляда, но для этого нужно было отвернуться. В итоге она постепенно возбуждалась, чувствуя, как верхняя губа начинает неметь, потом ощущение растекалось по всему телу, более приятное, чем поцелуй, потому что длилось долго и не теряло своей силы, как случается при поцелуе.
То, что он мог, даже не говоря ни слова, вызвать у Лиа сексуальное возбуждение, отчего ее щечки начинали алеть, точно маки в парке Вилла Дориа, очень порадовало бы университетских профессоров, которых так презирал адвокат Джулиани, поскольку им удалось научить Алессандро восхищаться красотой.
Ястреб приземлился с безоблачного неба на вершину сосны. Лия быстро посмотрела вверх, ладонью прикрывая глаза от солнца, и в этот самый момент из дома Джулиани вышел Рафи Фоа в деловом костюме и с кожаным портфелем в руке. И начал подниматься на холм. Выглядел он как солдат на маневрах в пустыне, но не ослабил узел галстука и не снял пиджак, потому что костюм жил своей жизнью, и если уж Рафи надел его по собственной воле, то не хотел ни в чем его ущемлять.
– Как же с ним сложно, – заметил Алессандро, глядя на приближающегося Рафи. – Конечно, в последнее время прогресс налицо, но даже в такой день он все равно надевает костюм.
Рафи сел на выгоревшую траву и бросил портфель перед собой. Учебу он закончил с отличием и теперь обходил дворцы и министерства, чтобы получить достаточно высокую должность, но, в силу специфики государственной службы и потому, что душа у него к тому не лежала, все никак не мог найти работу. Даже охранники и швейцары чувствовали его неуверенность, а судьи и помощники министров сразу