на внезапном появлении в Comedy Cellar в Нью-Йорке. Потом он пошутил про азиатских мужчин («женщины с очень большим клитором»), «еврейского педика» и «психически недоразвитого мальчика»[62]. Заметив неловкость среди зрителей, он сказал: «Похуй, что теперь вы у меня отберете? День рождения? Моя жизнь кончена, мне насрать». Билеты на выступления Си Кея по-прежнему раскупаются за несколько часов[63]. Чарли Роуз, близкий друг Джеффри Эпштейна, которого в домогательствах обвинили более 30 женщин, отказался от первоначального признания вины; адвокат назвал его действия «обычным добродушным подшучиванием и общением на рабочем месте»[64]. Джон Хокенберри, известный радиоведущий, которого коллеги-женщины обвиняли в сексуальных домогательствах и издевательствах, написал статью «Изгнание» в Harper’s:
«Быть заблудшим романтиком, родиться не в то время, неправильно считать намеки сексуальной революции 60-х или остаться импотентом из-за инвалидности в 19 лет – ничто из этого не оправдывает оскорбительного поведения по отношению к женщине. Но разве пожизненная безработица и невозможность уйти в оплачиваемый отпуск, страдания моих детей и финансовый крах подходящая мера? Разве мое исключение из профессии, на которой я тружусь десятилетиями, это шаг к истинному гендерному равенству?»[65]
Кевин Спейси, которого обвинили в сексуальных домогательствах больше 30 мужчин, некоторые при этом были несовершеннолетними на тот момент, сначала принес «искренние извинения» первому пострадавшему Энтони Рэппу[66]. А через год выложил видео «Буду откровенным» (Let Me Be Frank) на YouTube, в котором от лица своего персонажа из «Карточного домика» Фрэнка Андервуда говорит зрителям:
«Я знаю, чего вы хотите… Я показал тебе то, на что способны люди. Я поразил тебя своей честностью, но, главное, заставил тебя задуматься. И ты верил мне, хотя знал, что не стоит. Так что мы не закончили, кто бы что ни говорил. Я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы я вернулся».
Видео набрало больше 12 миллионов просмотров и больше 280 тысяч лайков[67].
Мужчины не отрицают ни достоверности обвинений, ни причиненного вреда. Они лишь не согласны с наказанием. Мишель Голдберг в авторской колонке в The New York Times признается, что ей «жаль мужчин, которых зацепило движение #MeToo». Не таких бесчеловечных, как Харви Вайнштейн, а «менее влиятельных, не таких очевидных плотоядных зануд, чье отвратительное поведение окружающие молчаливо считали нормой, а потом внезапно перестали». «Я могу только представить, – пишет Голдберг, – как сбивает с толку настолько быстрая смена правил»[68].
Мысль, что мужчины теперь играют по другим правилам и их наказывают за ранее допустимое поведение, стала общим местом для движения. До недавнего времени мужчины были во власти всеобъемлющей патриархальной идеологии и не могли отличить флирт от домогательств, кокетство от отказа, секс от изнасилования. Некоторые феминистки высказывались похожим