Фромана и Льва Шварца:
Далёко-далёко, за морем,
Стоит золотая стена.
В стене той заветная дверца,
За дверцей большая страна.
Ключом золотым отпирают
Заветную дверцу в стене,
Но где отыскать этот ключик,
Никто не рассказывал мне.
Прекрасны там горы и воды,
И реки там все широки…
Страны этой нет, как и не было. Но ведь никто не запрещает верить в сказку. Сказку Толстого…
Александр Блок:
«Мячик, пойманный на лету…»
Имя твоё – птица в руке,
Имя твоё – льдинка на языке.
Одно единственное движенье губ.
Имя твоё – пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Марина Ивановна пробовала разгадать загадку на фонетическом уровне.
Что за имя такое: Александр? Да нет, не Александр.
Блокъ.
В череде омонимов, даже, если можно так выразиться, смежных, встречаются «листы книги, подобранные по порядку, сшитые или склеенные», либо «колесо с жёлобом, вращающееся по своей оси». Я бы выбрал колесо.
Блок – имя округлое, замкнутое на себе. Вещь в себе:
Открыт паноптикум печальный
Один, другой и третий год.
Толпою пьяной и нахальной
Спешим… В гробу царица ждёт.
В образе Клеопатры Блоку грезилась всё та же «Прекрасная дама». Загадочный эротический образ: однажды она повстречалась ему в паноптикуме на Невском, другой раз – во Флоренции: «В Египетском отделе Археологического музея Флоренции хранится изображение молодой девушки, написанное на папирусе. Изображение принадлежит александрийской эпохе – тип его почти греческий. Некоторые видят в нём портрет царицы Клеопатры. Если бы последнее соображение было верно, ценность потрескавшегося и лопнувшего в двух местах куска папируса должна бы, казалось, удесятериться. Я смотрю на фотографию египтянки и думаю, что это не так».
В Италии всё для Блока было не так. В Венеции ему мерещились гробы на Канале Гранде (видимо, в одном из них покоилось тельце его ребёнка Дмитрия). В Равенне – опять младенец:
Всё, что минутно, всё, что бренно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках…
И – «спящий в гробе Теодорик», которого там не было…
Но не важно: важно то, что Блок видит недоступное другим.
Он словно грезит. Вся жизнь Блока – это грёза. Питер, сумрачные каналы, туманы…. Набережная реки Пряжки, где психиатрическая больница Святого Николая Чудотворца соседствует со Школой имени Шостаковича, улицей Декабристов и причалом с изломанными суставами гигантских железных пауков из фильма ужасов, кранами, которые словно бы тщатся поднять на дыбы сей город из болотного мрака и промозглости, –