назад, оглядела его сверху донизу.
– По какому вопросу?
– По такому, – ответил Ойген Леттке и протянул ей распечатку.
Она прочитала текст. Ее глаза нервно засверкали.
– Откуда у вас это?
– У меня это есть, – просто сказал он. – Этого достаточно. – Он указал на дверь. – Я бы предпочел обсудить остальное в вашей квартире.
– Вы из полиции? – поинтересовалась она.
– Нет, – ответил он. – Я хочу вам помочь.
В ее взгляде отражались недоверие и нарастающая паника. Наконец она пришла к единственно возможному заключению, а именно, что у нее нет другого выхода, и сказала:
– Ну хорошо. Проходите.
Она отперла дверь, впустила его и начала подниматься по лестнице впереди него. Леттке наблюдал за ее задницей, которая отчетливо выделялась под тонким пальто, и позволил себе некоторое предвкушение. До сих пор все шло по плану.
Она снова замешкалась, прежде чем отпереть дверь квартиры. Она открыла ее и крикнула:
– Винфрид? Ты уже здесь? – а поскольку по-прежнему было тихо, сказала: – Мой муж вернется домой с минуты на минуту.
– Угу, – ответил Леттке, подождал, пока она освободит путь, и вошел.
Это была небольшая квартира: кухня, спальня, приличная гостиная и туалет. Ванная комната, заметил он, находилась на промежуточном этаже, и они делили ее с жильцами трех других квартир.
– Тогда говорилось, что все записи в дневнике будут защищены моим паролем и никто другой не сможет их прочитать, – сказала она, снимая пальто. Она все еще тяжело дышала после подъема по лестнице.
– Никто, кроме органов государственной безопасности, – ответил Леттке.
Она издала стонущий звук.
– Это… подло. – Она еще раз пробежала глазами текст. – Кроме того, прошло много лет с тех пор, как я это написала!
– Тогда это не было проблемой, – неторопливо сказал он. Ему нравилось постепенно загонять ее в угол. – Но не теперь. Теперь человек, чья голова похожа на мешок, наполненный экскрементами, стал рейхсканцлером и фюрером немецкого народа, и чрезвычайно ранимым по отношению к подобным высказываниям.
– Выискивают нечто подобное? – В ее глазах читался неприкрытый страх.
– Действительно, выискивают нечто подобное. И людей уже отправляли в лагеря из-за более безобидных оскорблений.
Она прислонилась к обрамлению дверного проема, ведущего в гостиную.
– Но что же мне теперь делать? Я думала, что если удалю программу, то все будет стерто автоматически. И если я сейчас снова зарегистрируюсь, это тоже не поможет, не так ли? Я больше не смогу получить доступ к своим старым записям. Во всяком случае, так было, когда я удаляла регистрацию.
– Даже если бы вы это не сделали, вы не смогли бы удалить или изменить запись, – объяснил он. – Записи в дневнике могут быть изменены только в тот день, когда они сделаны, – в этом вся соль программы. Впоследствии их можно только читать. – Он положил руку на грудь и сделал реверанс. – Это означает,