ночную смену дежурит только один, – коротко отрезает не очень приятная сотрудница. Или это я на ее взгляд не очень приятная?
– Зашибись сервис, – тихо ворчу.
Прислоняюсь головой к стене позади и пару раз гневно выдыхаю, пытаясь совладать с раздражением. Нужно поесть. Срочно. А то я голодная и уставшая могу и покусать кого-нибудь. Предпочла бы знакомую мужскую задницу, но чую, не обойду стороной и тетку за стойкой.
Кидаю взгляд на Антона, сохраняющего пойманный дзен. Он немного развернул голову в мою сторону и смотрит из-под опущенных век на меня. Тяжело и вдумчиво. Классический взгляд, пронесенный через года.
– Чего? – рявкаю и на него.
– Ты совсем не изменилась, – ставит диагноз.
И это тот случай, когда слова – не комплимент.
– Много ты знаешь, – выходит чуть более отчаянно, чем хотелось бы. Я отвожу взгляд и встаю с пластикового стула – орудия пыток двадцатого века. Последний раз такие в садике видела.
– Ты куда? – спрашивает сурово.
– Успокойся, размяться схожу, задница затекла, – кидаю из-за плеча и иду на выход. Чувствуя, как чей-то взгляд приклеивается к той самой, почти квадратной части тела.
Наглец.
Красиво дефилирую до разъезжающихся дверей, превозмогая боль в ноющих ступнях. Я выброшу эти туфли, как только доберусь до дома, отвечаю. Но пока – это отличное орудие мести. Пусть смотрит и впитывает, насколько я изменилась.
Выхожу на улицу, вдыхаю посвежевший вечерний воздух. Даже курить не тянет, от голода уже подташнивает. Вижу мигающую в темноте вывеску продуктового магазина и срываюсь туда. Выбор в маленьком магазинчике такой же, как и его размер – никакой. Беру пачку печенья и бутылку воды. Возвращаюсь в самую убогую клинику из всех, что я видела.
Антон положения так и не сменил: сидит с вытянутыми ногами и прикрытыми глазами, отросшие патлы лезут в лицо. В какой день за прошедшие семь лет он решил, что бритва и парикмахер его враги? Я помню его совсем другим и это странно. Этого нового человека хочется изучить, разобрать на косточки и препарировать. Последнее – из мести. Грудь с дрыхнущим котом мерно приподнимается и опускается в такт вдохам, и я позволяю себе немного вольностей. Скольжу взглядом по длинным крепким ногам в высоких ботинках, останавливаюсь на паху. Там, кажется, тоже произошли изменения. Определенно, в лучшую сторону. Я почти уверена, что Арсеньев отрубился и не заметит моего пристального внимания, но все же отвожу взгляд и даю себе мысленную оплеуху.
Не. Интересно.
Тихо присаживаюсь на стул рядом, стараюсь бесшумно открыть пачку печенья, но в тишине приемной шелест упаковки – сродни танковым гусеницам, проезжающим по гравию. Щеку тут же обжигает знакомое тепло. Ненавижу то, что привыкла чувствовать этот взгляд за километр.
– Будешь? – милостиво протягиваю Арсеньеву пачку.
– Ореховое? У тебя есть шикарный план по моему устранению?
Точно. Аллергия. Кое-что время все-таки вымывает.
– Как хочешь, – пожимаю плечами и