ладно, – согласился ты. – А как же вы допустили столько гибели на фронте? Самолучших людей забрали. Откуль вам такое распоряжение?
Опять улыбнулась гостья:
– Ты много хочешь знать, Лаврик. Мы между Богом и дьяволом существуем, и никому не подчиняемся, только своей воле, которая нам продиктована старшими. Вот ты мне предназначен, я тебя могу сразу забрать, могу поиграться. Когда брат хотел тебя заколоть, я руку его перехватила. А за то, что влез мне поперек, отдала его этим легионерам. И когда ночью бандиты к вам во двор ворвались, я не хотела, чтобы ты погиб, и ты остался. Я скажу тебе, почему. Ты у меня такой один, и не умный, и не дурак, прямой и честный и чистый душой, как младенец. Живешь ты чудно, двух женщин любишь, одну живую, другую мертвую. И веришь, что встречаешься с татарочкой, веришь, Лаврик?
– Как не верю, если говорю с ней и обнимаю.
– Ой, дурак! Ладно. Коси свои травы, но знай, что я рядом, и как только позову – сразу собирайся. Да, Лаврик, маму твою наши взяли, и тетку твою тоже, за горшком, о котором дед Максим тебе говорил, сам съезди, а то будут разбирать избушку и найдут. Это я к тому, чтобы жена твоя и сын нужды не знали.
– Обожди, ты сказала – сын? Как ты узнала?
Девушка улыбнулась:
– Лаврентий, чистая душа, я про своих людей все знаю. Отвернись, мне надо уходить.
Ты отвернулся, минутку постоял, глянул на то место, где стояла твоя смерть – никого, и трава не сшевелена. Пошёл в тень на опушке колка, прилег, уснул.
Дома лошадку распряг, зеленую траву с телеги теляткам в загон бросил, они молоденькие, растут, и среди ночи пожуют в удовольствие. Фрося-Ляйсан подошла, прижалась:
– Истосковалась я вся, пятидневку одна.
Ты пожалел, приобнял:
– Пристала с хозяйством-то?
Фрося шутя оттолкнула:
– Не от работы, а от тоски по тебе сил нет. Вот приехал, и на душе легко стало.
Ты погладил ее округлый живот:
– Как он там, шевелится?
Фрося засмеялась:
– Наверно, вместе с тятькой сено косит, и руки и ноги в ходу.
Ты доволен:
– Работящий парень будет.
Фрося опять засмеялась:
– А если девка? Что, и любить не будешь?
Ты уверенно сказал:
– Парень, сын у нас будет, это я точно знаю. Ладно, покорми меня, да в деревню съездим.
– На ночь-то глядя? – удивилась Фрося?
Ты ушел от ответа:
– У нас дело такое, что надо бы потемну, так спокойней.
Наскоро перекусив, ты запряг в дрожки Карего, который окончательно обленился и бежал неохотно, но раскачался, и к деревне подлетел на рысях. Тихим шагом подъехали к пустой избушке Савосихи, ты завел коня в раскрытую ограду, Фросе велел сидеть в кошёвке. Вынул из-под травы лопату и стал копать. Глубоко же зарыл дед Максим свой горшок. А, может, и нет ничего, пригрезилось, вот и возомнил. Но лопата склацала обо что-то твердое, ты встал на колени, нашарал горшок, с обеих сторон освободил и вынул из земли. Как-то жутковато стало: через покойного про клад узнал. Ты перекрестился, разбил глиняную замазку на горлышке,