графини де Руссильон, украшенный на дверцах красными гербами, ждал у ворот замка. Элиза, Адель и Доминик сели в него. По бокам носилок гарцевали нарядно одетые Филипп и Пьер; к задку паланкина были привязаны вьючная лошадь и кобыла Снежинка. Четверо сменных носильщиков верхом замыкали отряд.
В Париж, в Париж! – стучало сердце Дом. – К герцогу Черная Роза!
4. Сдержанное обещание
В то время, как паланкин графини де Руссильон, покачиваясь, преодолевал первые лье на север по дороге в столицу, навстречу ему по той же парижской дороге, но на юг, скакали два закованных в латы рыцаря.
Один из них, повыше ростом и стройнее, в богатых доспехах с чернеными серебряными вставками и темно-синем плаще, ехал на прекрасном гнедом берберийском жеребце. Его спутник был невысок, очень широк в плечах и довольно грузен; его латы были не такие дорогие, а конь под ним был тоже массивный и коротконогий, немецкой породы.
Однако, встретиться рыцарям и носилкам было пока не суждено. В трех лье от Руссильонского замка от основной дороги шло ответвление влево. Тут-то двое всадников и остановили коней.
– По-моему, это здесь, Этьен, – сказал дворянин в синем плаще; а рыцарь явно был дворянином, и не простым, – так как его спутник ответил:
– Похоже, монсеньор.
– Этьен, у меня сжимается сердце! Когда я узнал, что она сделала… Как она могла? Зачем? Ведь я послал два письма графу Руссильону, сообщая, что я жив! Одно – из Тулузы, второе – из Парижа.
– Гонца могли убить. Время неспокойное.
– Нет; письма отвозил Франсуа и, по его словам, передавал лично в руки графу.
– Не доверяю я этому вашему Франсуа, вы уж простите за мою нормандскую грубую откровенность! У него такая физиономия…
– Я сужу о людях по делам, а не по лицам, барон де Парди! – довольно резко прервал его дворянин в синем плаще. – Франсуа мне верен; он спас мне жизнь.
– Я слышал об этом, – ответил барон. – Только что-то эта история кажется мне немного подозрительной… С чего бы у вас заклинило меч в ножнах? Разве ваши оруженосцы плохо смотрели за ним? Ну нет, и мой племянник Жерар, и Жан-Жак – упокой, Господи, их души! – были весьма старательны. А тут – самая сеча, а вы оказываетесь безоружны. И Франсуа дает вам свой клинок…
– Этьен! Давай не будем об этом. К чему эти нелепые подозрения? Я думаю вот о чем – не скрыл ли, по какой-то причине, сам граф эти письма от Мари-Флоранс?
– К чему ему это было нужно? Вы женаты на его дочери… он сам, как вы рассказывали мне, выбрал её вам в жены.
– Не понимаю! Что же произошло? Когда я лежал тяжело раненный в Тулузе и послал первое письмо – я так надеялся, что жена приедет ко мне! Мне стало бы легче, намного легче, Этьен; и я бы быстрее поправился. Если б даже она просто сидела рядом… Держала меня за руку… Какое это было бы счастье для меня!
– Вы, кажется, почти влюблены, – осторожно заметил де Парди.
– Влюблен?