она? Как её зовут?
– Мари-Доминик де Руссильон, дорогой барон!
– Доминик?.. Та самая дочь графа, о которой говорил купец? Сестра вашей жены Мари-Флоранс?
– Да, – подтвердил герцог, надевая кольчугу прямо на голое тело. – Сестра моей жены.
– Как же она оказалась там, внизу?
Черная Роза рассказал другу, как он поймал Снежинку, как подрался с пажами Доминик, и как дочь графа появилась перед ним, угрожая ему луком.
– Вот так приключение! Но вы все же были очень неосторожны, монсеньор… Она могла вас убить!
– Нет, дорогой Этьен, – покачал головой Черная Роза. Взгляд его светлых глаз задумчиво устремился вдаль. – Она благородна, добра и великодушна. И, Боже милосердный, так хороша! Я так прекрасно помню её в замке четыре года назад. Мальчишка-сорванец; рыжие всклокоченные волосы, веснушки по всему лицу… А теперь – теперь она просто богиня; белоснежная кожа, стройные длинные ноги, глаза глубокого василькового цвета. Я сражен, сражен наповал!
Герцог застегнул латы, опоясался мечом и взял в руки серебристый шлем. Лицо его стало мрачно. «Я думал, что худшего со мной уже не может произойти; я потерял свою жену и надежду обрести тихое семейное счастье с нею и своими детьми… но нет, к краю пропасти я подошел только теперь, встретив Доминик. Вот он, пик мучений! Взглянув на меня своими бездонными синими очами, она, кажется, мгновенно свела меня с ума… Я никогда ещё не переживал подобного! Но я женат… и Доминик – сестра моей жены. И она никогда, никогда не сможет быть моею!»
Он вскочил на своего жеребца.
– Вперед, Этьен! Возможно, мы еще увидим дочь графа. Ведь она едет, скорее всего, впереди нас, и по этой же дороге.
Они тронулись в путь. Герцог начал размышлять вслух.
– Почему, сразу после смерти отца, она отправилась в столицу?
– Быть может, у неё там есть родные, которые пригласили её погостить?
– Но самые близкие родственники Доминик – её сестры, которые уехали в Монсегюр. Было бы логичнее, если бы она поехала с ними…
Черная Роза быстро перебрал в уме родословную Руссильона и его покойной жены, ища родных дочери графа, которые могли жить в Париже. Как все аристократы, он прекрасно разбирался в сложном переплетении ветвей генеалогических древ знатных семейств Франции.
– Похоже, в столице у Мари-Доминик нет близких родственников; если только какие-то троюродные тети и дяди, – сделал, наконец, вывод он.
– Возможно, монсеньор, её пригласила какая-нибудь подруга?
– Да, не исключено. Но вдруг она решила поехать ко двору короля Людовика и его матери? Вот это меня тревожит, Этьен! Что ей, прекрасной, юной и невинной, делать при дворе Бланки Кастильской, где царят лицемерие, интриги, подлости, разврат?
– Да, вы правы, дорогой герцог, такой молодой чистой девушке там совсем не место. Но, может быть, Мари-Доминик едет в Париж к жениху?
Герцог вздрогнул. К жениху! Как он об этом не подумал! Что он знал о Доминик, о том, как складывалась её жизнь?
Четыре