уж собралась? – спросила младшая сестра.
– Да.
– Маменька сказала: выедем пораньше, чтоб засветло добраться. Только бы метели не было!
– Даст бог, не будет.
– Даст бог. – Алина села на краешек разобранной постели сестры, поджав под себя одну ногу, как любила; потянулась всем гибким девичьим телом, зевнула. – Льветарисна пишет: в этом году в столице очень много молодых холостяков из хороших семей. Выбирай – не хочу. Так что, может, и тебе повезет, сестрица.
– Ты же знаешь: я замуж не собираюсь.
– Ну, да. Неужели все об Андрее думаешь?
– Тебя не касается, – резче, чем собиралась, сказала Аня.
– Дурочка, хватит уж мечтами-то несбыточными жить. Что было – того не вернешь. Жизнь продолжается, дорогая! Погоревала – и хватит.
– Твоего горя точно на неделю хватило, – сказала Аня, вставая. Губки сестры обиженно искривились:
– Неправда! Я просто умею свои чувства скрывать. Не то, что некоторые.
Аня вздохнула:
– Иди, Алина. Пора ложиться – и тебе, и мне. Завтра в дорогу, вставать рано. – Она подошла, поцеловала горячую Алинину щеку, небрежно подставленную: – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
И Алина выскользнула из Аниной комнаты, бросив, однако, на стол и лист бумаги на нем полный любопытства взгляд.
«…Прощай, любимый мой Андрей! Я буду думать только о тебе, и о том, что, как бы долго ни длилась разлука, я вернусь обязательно!
Твоя навсегда, Аnnette.
PS. Как ни хочется ехать в Петербург! но есть там у меня дело, которое рано или поздно нужно было бы сделать. Я обещала тебе пять лет назад, и не думай, что забыла об этом…
Ты знаешь, о ком я говорю, любимый: это Р. Тот, из-за которого погублено наше с тобою счастье. Увижу ли я его в столице? Бог весть; но встретиться бы хотелось».
2.
Графиня Ирина Павловна Раднецкая, пылая гневом и сверкая бриллиантами, в полном бальном туалете – и оттого еще более прекрасная, чем всегда – ворвалась, даже не соизволив постучаться, в кабинет мужа.
– Я желаю говорить с вами, Серж! Немедленно! – сказала она задыхающимся голосом по-французски.
Управляющий, Глеб Игнатович, вскочил, глядя на великолепную жену своего патрона со смешанными чувствами изумления и восторга. Но ее муж, граф Сергей Александрович Раднецкий, хоть и поднялся тоже с кресла, стоявшего во главе письменного стола, лишь скучающе поднял бровь и скрестил на груди руки.
– Вы забыли о нашем договоре, мадам.
– Плевать мне на договоры!
Он поморщился.
– Боюсь, мадам, что я сейчас занят. Отложим разговор, – холодно произнес он по-русски.
– Нет, сейчас! Я не могу ждать! – продолжала Ирэн на французском. Сергея коробило ее незнание родного языка; если она и говорила на нем, то путала слова и грассировала, надо-не надо, так, что понять ее было почти невозможно.
– Э-э…