чем его старший брат, представитель предыдущего поколения. Кстати, это сущая правда, несмотря на всю раскованность и светскость Томми. Причина этому, до определенной степени, – современные танцы, причем не новомодные танцевальные па (что бы там ни полагали наши местные савонаролы), а система «отбивания» партнерш, которая напрочь отбила у непривлекательных девушек вкус к жизни.
В былые времена два-три танца всегда принадлежали девушкам с лишним весом или Бенам Тёрпинам в женском облике[89] – потому что отец Томми и отец упомянутой барышни лучшие друзья. Никакого радостного предвкушения это и раньше не вызывало, однако теперь, если Томми рискнет пригласить такую барышню, танцевать ему с ней до тех пор, пока музыканты не запакуют свои сэндпейперы[90] и не отправятся по домам.
Галантности Томми так и не обучился. Он не верит ни в какие условности, кроме своих собственных. Если сообщить ему, что его манеры или его танцевальные навыки отдают «плебейством» и позаимствованы из низов, он рассмеется в ответ – и будет совершенно прав. Он знает, что, если ему захочется испытать запрет на «танцы вплотную» или на определенные па, он может отправиться в дешевый танцзал, в парковый павильон или в кабаре в захолустном городишке, где вышибалы и женщины-полицейские строго следят за соблюдением приличий и не дают посетителям опуститься до «плебейства».
Ему уже девятнадцать. К этому моменту он умудрился сдать почти все вступительные экзамены в университет. Впрочем, желания учиться в университете у Томми поубавилось – его уж всяко недостаточно, чтобы сподвигнуть хоть на какие-то умственные усилия. Возможно, пока Томми учился в подготовительной школе, разразилась война, и хаос, захлестнувший в итоге университеты, убедил его в том, что отказаться от высшего образования, бросить учебу в середине семестра или запутать свои учебные дела до полного безобразия – это самое обычное дело. Кроме того, он считает, что уже испытал на себе все, что может предложить человеку университет, – кроме разве что учебной программы. Словом, в двадцать лет он возвращается домой, иногда – после буйного семестра в Принстоне или Нью-Хейвене[91], заручившись по ходу дела всеми привилегиями аристократа, но не взяв на себя ни единой аристократической обязанности. Перед нами стопроцентный паразит – светский, но бескультурный, «порывистый», но беззлобный. Зато никакого женоподобия в нем нет и в помине. Он здоров, хорош собой, весьма празден и решительно ни на что не годен.
Лично мне Томми по душе. Он вызывает у меня интерес. Мне симпатично его общество. Да, он ни на что не годен, но он сам это сознает и обращает в шутку: заявляет, что «непроходимо туп», и винит в этом самого себя. Он убежден, что получить высшее образование ему не хватило ума. Фифам-эмансипе, которые наводят на него тоску, он предпочитает замужних дам. Не стоит называть его «фифой мужского пола» в лицо, потому что он может отправить вас в нокаут, – гольф и бокс, как правило, возглавляют