равнялся одной строке, он зацикливал внимание на этом, чтобы прохаживать каждую строчку, держать ритм, он повторял четверостишие снова и снова, пока к нему не возвращалось спокойствие: это ознаменовывалось тем, что он слышал только свой шаг в шуме других звуков вокруг. Он умел его услышать, даже когда шел по песку. Это ощущение спокойствия, возможность «слышать свой шаг», шли изнутри.
Ringel, Rangel, Rose,
Butter in die Dose,
Schmalz in die
Kasten, ab morgen
Woll’’n wir fasten,
Übermorgen Nikolaus und du bis raus!
Рингел, Рангел, Роза,
Масло в олове, сало в коробке,
С завтрашнего дня мы хотим поститься,
Послезавтра, Николай, и вы!
Первое время Адриана пыталась привыкнуть к новым условиям, в которых ей приходилось жить, но у нее это плохо получалось. В больнице каждый день действуют очень жестокие законы, и каждый пациент сам выбирает, подчиняться им или нет. Адриана не видела перед собой выбор после пережитого ею до попадания в больницу. Ей терять нечего, она свободолюбива и склонна каждый день к риску, неподчинению правилам и невыполнению того, чего от нее ждут. Она была по сути бунтарем, которое проявлялось во всем. Она не умела держать себя в руках и контролировать эмоции. Во всем доходила до крайностей. От восторга ее звонкий смех переходил в крик, превращающийся в истерию. В агрессии все ее нутро рвалось наружу, ей хотелось что-то сломать, кого-то ударить. Если она пребывала в спокойствии, то ее умиротворение походило больше на отсутствие жизни, на полное равнодушие ко всему. С ней было сложно. Было непонятно, делала она это специально в качестве протеста или у нее действительно в голове были не все дома. Она отказывалась общаться с другими пациентами клиники, была груба, вырывалась из рук санитаров, выводящих ее. На прогулке садилась на землю, брала песок и сыпала на себя, пытаясь будто закопаться в нем. Подходила к спокойным пациентам, стоявшим и разговаривавшим в группах по пять-шесть человек, и начинала хохотать, громко перебивая каждого и заглядывая в лица. Это наводило определенные беспорядки. Психи легко провоцируемы, истерия одного цепной реакцией передается другому, так и начинался хаос. Адриану несколько раз «выключали» нейролептиками прямо на улице, на глазах других, чтобы исключить уподобления ее поведению, и полусонную уводили в палату. Но порой ее забирали с прогулки и приводили в чувства в ее одиночной палате. А это было намного жестче. Каждому пациенту клиники знакомо словосочетание «электрошоковая терапия». Кому-то только по рассказам, а кому-то – не понаслышке. Так и приводили Адриану в чувства первое время ее бесовщины. Ограничились несколькими сеансами. Судя по изменившемуся поведению Адрианы, ей данный метод лечения не пришелся по душе, она стала значительно спокойнее.
Она была единственным светом в его жизни. При ее появлении рядом он ее чувствовал, ощущал, как будто от нее исходила энергия, которая пронизывала его всего, и он начинал сиять. Она заставляла его думать о хорошем,