корку, так и сердце Коди обрастало панцирем всю его жизнь, но пока обнадеживающе светился голубоватый огонек плеера, а он снова и снова переживал новые непонятные чувства и баюкал себя в их колыбели, его сердце пело.
Но нельзя было слушать бесконечно, надо было выныривать. Это была короткая радость, зато она имела долгое послевкусие. Бережно смотав наушники и адаптер, Коди, вновь воровато обернувшись, возвращал свое сокровище в пластиковый пакет и прятал, выдвинув дощечку за ящиками для абонентов. Он вернулся в угол трижды, проверяя, хорошо ли спрятано. Раздернув шторы и зажмурив глаза от перепада яркости освещения, он сверился с часами, висящими на стене.
Часы показывали четверть второго – в самый раз. У него есть еще время, чтобы заняться делами и успеть домой к чаю. Он встал за стойку почтового работника, надел фартук и принялся заполнять бумаги – отчет о тратах за электричество, вывоз мусора и другая рутина. Поставил нужные галочки и прочерки по образцу, прикрепленному на стене.
Как говорил Джей: “Чертовы бумажки держат нас в загоне, словно паршивых овец, но мы оседлаем эту скотину!”. Сам Коди едва ли разбирался во всем этом, просто делал по образцу, а все образцы были составлены ушедшими служащими из жалости к остающимся. И Коди послушно оформлял из месяца в месяц отчеты, которые потом посылал с водителем большой машины. От этого же водителя – он так и не запомнил, как его зовут – он получал приходящую корреспонденцию. В основном это были счета.
Изредка приходили рекламные брошюры, каталоги, которые казались причудливыми тропическими бабочками, невесть каким ветром занесенными в эту засушливую неприветливую местность. Коди подолгу разглядывал каталоги, представляя, как прочитает ту или иную книгу, посмотрит фильм, съест незнакомое лакомство. С годами брошюры становились толще, лакомств и одежды в них становилось больше. Реклама одежды была ему безразлична, и люди, изображенные на ней, казались ему искусственными, как и их улыбки. Ему не верилось, что подобного вида люди могут где-то существовать, он никогда их не видел. А вот другую рекламу он любил, особенно анонсы книг и фильмов с краткими описаниями, по ним он с легкостью мог воссоздать в своей голове все произведение, внося этим какое-то разнообразие в свою размеренную жизнь.
Заполнив бланки, сверившись с инструкциями, он снял фартук и вышел под палящее солнце. Дверь почты можно было не закрывать, но он предпочитал следовать привычке. Возвращаясь, он остановился на перекрестке у пыльного, неработающего светофора.
Налево вела каменистая дорога, уходящая к невысокому холму, на котором стоял их паб в окружении еще нескольких зданий. Воздух задрожал от низкого гула, и Коди, подняв руку ко лбу, замер, выискивая в небе серебристый самолет.
Иногда они пролетали в выцветшем небе, оставляя длинные, словно бархатные ленты, следы. Поднимая голову к небу, Коди всегда махал рукой невидимым пилотам и пассажирам, сам в тайне мечтая когда-нибудь оказаться среди них, там, в вышине,