Кейт. Прости, что явилась без звонка, у вас занято было.
Талли вспомнила про телефон у материной постели, про вечно снятую трубку.
– А-а.
– Я вам с мамой принесла запеканку с тунцом на ужин. Ей, наверное, сейчас не до готовки. У моей сестры пару лет назад был рак, так что я знаю, о чем говорю.
Она улыбнулась, но через несколько мгновений тишины ее улыбка померкла.
– Ты меня не пригласишь зайти?
Талли оцепенела. Добром это не кончится.
– Э-э, да, конечно.
– Спасибо.
Миссис Маларки протиснулась мимо нее и вошла в дом.
Дымка все так же лежала, распластавшись, на диване, с горкой марихуаны прямо на животе. Она ошалело улыбнулась, попыталась подняться, но не сумела. Рухнув обратно на диван, она несколько раз тихонько выругалась и тут же захихикала. В доме нещадно воняло травой.
Миссис Маларки замерла на месте. В замешательстве наморщила лоб.
– Я Марджи, ваша соседка, – сказала она.
– А я Дымка, – сообщила мать Талли, снова пытаясь подняться. – Очень приятно. Просто офигеть как.
– И мне.
Ровно одно чудовищное, неловкое мгновение они молча разглядывали друг друга. Талли была уверена, что острый взгляд миссис Маларки уже приметил все: и бонг под журнальным столиком, и прозрачный пакет с травой рядом на полу, и пустой, опрокинутый винный бокал, и коробки из-под пиццы на столе.
– Хотела вам сказать, что я почти каждый день дома, так что буду рада помочь, отвезти вас к врачу, в магазин сходить – что попросите. Я хорошо себе представляю, как на людей действует химиотерапия.
Дымка недоуменно нахмурилась:
– А у кого рак-то?
Когда миссис Маларки повернулась к Талли, той захотелось забиться в какой-нибудь уголок, свернуться калачиком и умереть.
– Талли, покажи нашей офигенной соседке с запеканками, где у нас кухня.
Талли почти бегом рванула на кухню. Стол в этом розовом аду был завален упаковками от фастфуда, в раковине громоздилась немытая посуда, кругом стояли набитые окурками пепельницы – и мать ее лучшей подруги все это увидит, все эти жалкие свидетельства ее жалкой жизни.
Миссис Маларки прошагала мимо, нагнулась к духовке, поставила форму с запеканкой на решетку и, толкнув дверцу бедром, повернулась к Талли.
– Кейти у меня хорошая девочка, – сказала она наконец.
Ну вот, приехали.
– Да, мэм.
– Молилась за твою маму, чтобы она поправилась. Даже алтарь у себя в комнате соорудила.
Талли пристыженно молчала, уставившись в пол. Как объяснить, зачем она соврала? Да разве можно такое объяснить нормальной матери вроде миссис Маларки, которая любит своих детей? К стыду, сжигавшему Талли изнутри, присоединилась зависть. Может, если бы у нее самой была нормальная мать, она не соврала бы вот так запросто – ей вообще не пришлось бы врать. А теперь из-за этой лжи она потеряет единственного человека, который ей дорог, – Кейти.
– Ты считаешь, это нормально – обманывать друзей?
– Нет, мэм.
Талли так сосредоточенно разглядывала