нагнать, что всё ладно, чтоб мама не расстроилась.
Я и так её слишком часто расстраивал.
До нужного дома я дошёл внезапно, набрал Грику. Он пригласил подняться. Кажись, это у него мы трескали охренительные булки с ягодным джемом.
На шестой этаж я топал пешком, вслушиваясь в поразительную тишину подъезда. Кроме моих шагов и сбитого дыхания, вообще ни звука не было. Даже дико стало, а в башке хороводила херня про мёртвые города, призраков и всё такое.
Кстати, учился со мной в классе Роджер Оболёв, и всякий раз, как мы приходили к нему в гости, его отец-военный, типа по секрету, начинал вещать про чудовищ с глубин и неопознанные летательные аппараты. Мы с пацанами забавлялись, что это, наверно, второй ковчег вовсе не разбился, а шарится во мраке космоса и в душе не чает, что мы устроились на А́ккере.
В общем, этот Роджер реально верил во всякую хрень и дико боялся мертвецов. Говорил: придёт день – и они восстанут. Но восставать-то было некому – все трупы кремировали. Но, видать, для Роджера это был не аргумент, и он продолжал верить в зомби-апокалипсис. Он потом, кажись, на Ицар переехал – на единственный остров, где лет двести назад мертвецов не сжигали, а хоронили по старинке.
Интересно, он там со своей паранойей не рехнулся?
На шестом этаже воняло сигаретным дымом. Но точно не из приоткрытой двери – оттуда ненавязчиво пахло чем-то сладким типа варёной карамели. А в дальней комнате играла унылая кантата Тоскали́ни Пье́тро. Бабка Грика любила всякую нудятину слушать, ну так она уж померла, наверно. Сколько ей тогда было – лет сто?
Вообще, музыку Пье́тро делал хорошую, даром что работал инженером в первое строительство. Но в музыкальной школе мы чаще всего разучивали его произведения, и они так въелись в мозги, что блевать тянуло на первых же аккордах.
– Сюда, – позвал Грик и выглянул в коридор. – Ты чё застыл? Проходи.
Его спальня теперь казалась раза в два меньше. С пола убрали дурацкий жёсткий ковёр. На подоконнике медленно подыхало то же растение с ярко-фиолетовыми листьями. А на стене всё так же висел плакат Родриги Спитч.
– Чёрт, друг, она умерла в прошлом месяце, – посочувствовал я, но с примесью явной вины, будто сам её и грохнул.
Грик только кивнул.
– Расскажешь, чё с мамой случилось? – спросил он.
Взял и всё испортил! Какого хрена в лоб-то спрашивать? Да и хотел бы душу излить, так я б, наверно, специалисту доверился. Уж точно не пацану, который дрочит на плакат почившей старой тётки.
– Ты в клуб звал.
– Не, рано ещё. Чай будешь? Или чё покрепче? У меня и «пыль» есть.
Пыли реально было до хрена.
– Да не эта. – Он усмехнулся, наблюдая за мной. – Звёздная.
Удивительного в этом не было: я с детства знал, что однажды он вляпается в говно. Но думал, он прибьётся к какой-нибудь шайке – или возглавит её, – но чтоб вот так… Это, конечно, немножечко ошарашило.
– И давно ты… потребляешь?
– Ты чё, я не потребляю. Я всех