и найдете это. Но я и не собрался прятать тесак с сапогами.
Шубейкин налил в стакан холодного чаю, бросил в него немалый кусок желтого сахара. Делопроизводитель любил сладкое, говорил, что от сахара лучше работают мозги. На этот раз он поставил стакан перед Любезновым. Серафим, не размешивая сахара, выпил залпом все до дна.
– Да, не думал, – повторил торговец. – Потому что это кровь… не человечья.
Все, кроме следователя переглянулись.
– А чья же? – участливо спросил Шубейкин.
После некоторой паузы Серафим ответил:
– Я езжу на телеге по хуторам, да деревенькам. Теперь полно лихих людей. Наганов и ружей не люблю, признаться, даже боюсь их. А вот мачете, он почти как меч, надежнее. Я его купил на рынке у безногого солдата, говорит, из Австрии привез, на тесаке действительно над желобом что-то не по-нашему написано. Такими мачете на Кубе сахарный тростник рубят.
– Ну-ну, – поторопил парня Блудов.
– У хутора Заплёсово, два дня тому назад прямо на меня из леса выскочила косуля. Задняя нога у нее была то ли сломана, то ли вывихнута, вероятно, от волков убегала. Не жилец, словом. Я ее этим мачете и добил. Ну и сапоги, разумеется, измазал.
– Куда же тушу дел? – недоверчиво поинтересовался Хомутов.
– Да на хуторе бабке-знахарке Циклопихе – у нее одного глаза нет – и продал за два рубля. Мне столько мяса ни к чему, один живу. Спросите у бабки, она подтвердит.
– Спросим, – пообещал Журкин. – И с тебя спросим, ежели врешь.
– Не врет, – твердо сказал следователь, оторвавшись от микроскопа. – Эритроциты у людей и животных разные. Это такие клетки крови, которые разносят по телу кислород. Так вот, у человека эритроциты двояковогнутые, а у животных, в частности парнокопытных, к коим относится и косуля, круглые. Есть и еще множество отличий, но я не буду нагружать ваши головы. На тесаке и башмаках господина Любезнова действительно кровь животного, а не человека. Можете сами взглянуть.
Следователь пододвинул к секретарю Шубейкину микроскоп:
– На этом стеклышке соскоб крови с мачете, а на другом кровь Архипа Демьяновича, который вовремя порезал пальчик.
Шубейкин припал к микроскопу и долго глядел в него. Хомутов не выдержал, не совсем вежливо подвинул секретаря:
– Ну-ка, дайкось я теперь гляну. Во как, вот это да! У тебя, Журкин, эхритроциты какие-то сморщенные, в зелень отдают. У оленя и то лучше. Помрешь, видно, скоро. Ха-ха.
– Дайте мне-то на свою кровь-то посмотреть.
Хомутов с трудом оторвался от прибора, уступил его Журкину.
– Ничего и не зеленые, – проворчал фельдфебель, это у тебя, Хомутов, зенки уже мхом поросли.
ОстрОта понравилась надзирателю, он не обиделся, а пуще рассмеялся своим пугающим смехом.
– Ну, я же говорил, я говорил! – воскликнул Любезнов, которому следователь тоже позволил взглянуть в микроскоп.
Хомутов, отсмеявшись, принял обычный для него мрачный вид.