на ханском жалованье, был плохо вооружен, но на прекрасных аргамаках, на быстроту которых хивинские воины надеются в деле более, чем на собственную силу и храбрость. Он достиг до Каратамака (на Северо-западной оконечности Аральского моря) скоро и довольно благополучно; но, застигнутый сильными буранами, остановился здесь и пробыл на месте около двух недель, изнурил коней, ослаб физически и упал духом; за всем тем, едва миновались бураны, отряд выступил в путь, и на третий день явился близ нашего укрепления, переехав пространство 250 верст!.. Очень сомнительно, чтобы хивинский военачальник снабдил нужным количеством запасов оставшихся на Каратамаке худоконных и слабых, которых число простиралось до тысячи человек, но у самого Ак-булака, при его отряде, было несколько заводных лошадей, большей частью с запасом приготовленной для лошадей кукурузы; съестные же припасы каждый имел при себе, или, правильнее, должен был иметь, – у многих их не было.
Я отклонился от своего предмета, и спешу обратиться к нему. Хивинский отряд, отбитый от Ак-булакского укрепления и потерпевший от горсти людей, бывших с г. Ерофеевым, уже не думал идти к Эмбинскому укреплению, где сосредоточились в то время русские отряды, но, прокочевав день-два в окрестностях Чагана, направился, через Каратамак к своим владениям. Застигнутый на пути продолжительными буранами, он потерял большую часть лошадей, и до полуторы тысячи людей погибли от голода и стужи; остальные, большей частью разметанные бураном на пустынном пространстве Усть-Урта, кое-где переждали ненастье и достигли до первых аулов. Сам дастерханджи едва дотащился на чужой лошади в Хиву, где подвергся всеобщим насмешкам и гневу хана, счастливый еще тем, что удержал свою голову на плечах. Так кончилась эта экспедиция.
26 Января. Ак-булак
Января 24 прибыл г. главноначальствующий над войсками, действующими против Хивы, и мы были присоединены к его отряду. Последствия похода этих войск всем известны. Мы не дошли до Хивы, но цель похода была достигнута: устрашенный хан выдал наших пленных и согласился на предложенные ему условия Русского Двора.
Довольно изобразить один переход нашего отряда, чтобы дать понятие о всей экспедиции, о длинном ряде подобных переходов, подобных дней, с небольшими оттенками, в подробностях, на этой картине, и без того, как увидите, довольно мрачной.
В три часа утра бьет барабан; с полчаса потом продолжается тишина; народ завтракает, и вот поднялась тревога; вьючка: крик киргизов, единообразный рев верблюдов, громкое командование старших, общее движение, и все это под открытым небом в 26 градусов мороза или в буран, где зги не видно перед собой, и все это ночью, на глубоком снегу, на открытой отовсюду пустыне. Еще барабан: это 5 часов, иногда несколько позже; колонна выступает. Казаки Оренбургского регулярного полка, без вьюков, едут впереди в восемь, десять рядов и прокладывают восемь, десять тропинок в снегу, где на каждом шагу тонут лошади и где люди, обыкновенно, спешиваются и помогают им в тяжкой работе; передовые,