участь – провести их по пути соблазнов, аки слепцов, дабы вывести к свету!
– Главное, самому на этом пути не споткнуться, – хихикнула Талла, заслужив одобрительное похлопывание по бедру от Верда. – А хорош! – колдунья мотнула головой в сторону служителя.
Охотник наклонился к её уху и предложил:
– А может, лучше бросим его тут? Раз уж так в роль вошёл…
– Ты что?! – едва ли не громче служителя запротестовала девчонка. – Как можно?
– Мы бы ещё обязательно встретились, – не слишком уверенно предположил Верд.
– Тихо вы! – шикнул главарь банды с таким видом, точно собирался конспектировать проповедь. Мокрая полоса под его носом намекала на то, что давно пора высморкаться, но он не решался прервать святого человека столь низменным шумом. – А как же мы?! Что делать нам, господин Санторий?
– Идите вы… – Санни пришлось призвать всю выдержку, чтобы не сказать, куда именно следует идти жадным деревенщинам, но нашёлся он быстро: – каяться.
– Но без вас как же?! – Трусишка протолкался вперёд и припал в страстных лобызаниях к лошадиному копыту, коль скоро собственную ногу служитель успел убрать. Каурка критически цокнула на словившего благодать верующего: если уж лобызать чьи-то копыта, то ясно, что её! – В Больших Храмовниках больше некому молиться за нас!
«Хм, – отметил Верд, – значит, Плессий пока из храма не высовывался. Вот будет сюрприз селянам!»
Смекнул и Санторий. И не преминул записать сие чудо на свой счёт:
– Трое милостивы! Я воззвал к Богу с Ключом, и он ответил мне! «Бог с Ключом, разве можно оставлять обитель в запустении?» – обратился я к нему.
– А он?! – в благоговейном трепете замерли мужики.
– А он… – Санни довольно причмокнул и закончил так, будто рассказывал о встрече с собутыльником: – А он мне: «Бери, друг, с собой вот эти вот сумы, набей, говорит, чем придётся, и иди вдалбливать… то есть просвещать истиной двух грешников!» А я ему: «Ну как так-то? А чьи проповеди станут слушать мои дорогие селяне?»
– Ах! А он как?! – схватился за сердце исправившийся главарь разбойничьей банды.
– А он: «Раз ты так просишь, воскрешаю Плессия! Но только ради тебя, Санторий, потому как праведность твоя…»
– Не увлекайся, – охолонил друга Верд, едва шевельнув краем рта.
– В общем, я вам Плессия воскресил.
Теперь уже не один трусишка норовил примёрзнуть устами к подковам. С воплями ликования бросились все: слюней досталось и сапогам Верда, и копытам Каурки. Талла вовремя поджала ноги и впервые с начала путешествия возрадовалась, что кобыла у охотника достаточно высокая.
Опасаясь, что благодарственные поцелуи могут плавно перетечь в потасовку, в ходе которой и наездников стащат на землю, и сумки под шумок опустошат, Верд стеганул лошадь и был таков.
– Покайтесь! – вопил Санни, последовавший примеру приятеля, но не желающий так быстро заканчивать минуту славы. – Покайтесь!
Троицы