я в этот день на европейский лад, в пятом часу, у нашего консула, г. Ф…, который живет со всеми удобствами европейца и встречает своих соотечественников со свойственной ему любезностью и гостеприимством. Он сообщил нам сведения не совсем утешительные – о чуме в Сирии и о распространении злокачественных лихорадок в Египте. Но уже нам было не до чумы: главный вопрос состоял в том, как бы поскорее попасть в зачумленную сторону.
Возвращаясь после обеда домой, я встретил двух лезгин в знакомой мне одежде кавказских горских народов; они возвращались из Мекки в свою деревню Чоглы, близ Цудахара, в нагорном Дагестане, где я, за нисколько месяцев пред тем, имел случай сражаться с их дикими товарищами в рядах нашего храброго войска под командой отважного молодого героя Пассека, который предприимчивыми и доблестными подвигами своими оставил по себе завидную славу храброго генерала, а в памяти хищников – грозное для них имя и немало тяжких воспоминаний.
Я уважал Пассека как храброго воина и любил его как благородного человека. Мы сошлись с ним еще в 1841 г., когда я в первый раз был на Кавказе; тогда он был еще в низших чинах. В 1844 г. я нашел его уже генералом, украшенным знаками доблести и отваги; эти знаки заслужил он своей кровью. Он командовал авангардом отряда генерала Лидерса (героя Трансильвании в 1849 г.), посланного для усмирения Акушинского и Цудахаринского обществ, и преследовал бегущего под предводительством самого Шамиля неприятеля до Кородахского моста на Сунже, который хищники успели разрушить за собой, укрепясь в каменьях на скате горы на противоположном берегу. Устроив за незыблемыми преградами батареи, они упорно препятствовали нам исправить мост и далее продолжать преследование. Два дня враждующие стороны перестреливались ядрами по приказанию генерала Лидерса; Пассек ночью с двумя ротами пехоты спустился к самому берегу Сунжи, на подошву отвесной громадной скалы, на вершине которой под неприятельским огнем стоял наш отряд. Молча и ощупью, несмотря на чуткость горцев, мы в одну ночь, пользуясь темнотой и журчанием кипящего быстрого потока, выстроили, так сказать под носом у неприятеля, ретраншамент из тур и фашин, которые были сплетены заранее и перенесены нами на берег. С первым солнечным лучом мулла пронзительным голосом призывал товарищей своих к утренней молитве; все вскочили – и каково было их удивление, когда они увидели выстроенное в несколько часов, как бы мановением волшебного жезла, укрепление. Прежде чем они опомнились, две храбрые роты наши, молча залегшие среди ретраншамента, открыли мгновенно смертоносный огонь по неприятелю; завязалась обоюдная жаркая перестрелка, которая, впрочем, скоро утихла, ибо горцы, спрятавшись в густом каменнике, не терпели уже вреда от наших пуль, а гарнизон ретраншамента безвредно укрывался за своим валом от выстрелов неприятеля. Не менее того, положение наше было не из удобнейших: люди лежали, и никто не мог поднять головы, если не хотел наверное ее лишиться; небольшое количество