в Грузию вошла Красная Армия… Прошло семь лет.
Кабинет хирурга, возглавляющего ныне Кремлевскую поликлинику, Виноградова Владимира Николаевича находился в самом конце длинного, извилистого коридора. Голоса, тихим, несвязным эхом доносившиеся из-за распахнутых дверей лаборатории, насторожили Даню. Семь лет он жил в тяжелом напряжении и страхе, что настанет день и что-нибудь – может, малое, незначительное, а может, и вполне существенное, разрушит медленно и кропотливо возводимый им по кирпичику мост – к старой жизни, к его родному городу, дому, семье. Угрозы со стороны собственной жены он и не ждал…
Он никогда не посвящал ее в свои планы. И она никогда не задавала вопросов. Почему он – грузин из Кутаиси, родственники которого были и социал-федералистами, воевавшими за автономию Грузии, и социал-демократами, работавшими с эсерами из партии «Схиви», – сам нынче был заведующим агитпропотделом московского губкома партии? Почему один его старший брат был в Грузинской социал-демократической партии, примкнул ныне к прометеистам[6], а другой – состоявший в Национальном совете Грузии – погиб во время Августовского восстания? Почему при всем этом сам Даня участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа, посещал курсы марксизма при Коммунистической академии на Волхонке, потом перевелся в Институт красной профессуры?
На первый взгляд все ясно как день – революция расколола многие семьи, одни уезжали за границу, другие боролись против большевиков, третьи приняли их власть, и Даня был в числе этих последних.
Но так было лишь на первый взгляд, и так оно должно было оставаться как можно дольше…
Весь короткий период независимости Грузии проторчал он в Москве, ожидая, пока Жордания крепко встанет на ноги, с замиранием сердца следил за тем, как восстанавливались дипломатические отношения с РСФСР, необходимые большевикам только лишь для мира с Англией, поставившей новому государству несколько ультиматумов, которые не были в конце концов выполнены. В ночь на 12 февраля 1921 года Красная Армия напала на грузинские военные посты у Лори и Шулавери. С немым отчаянием воспринял Даня весть о поражении грузинской армии на реке Храми, о быстром падении Тбилиси и эвакуации правительства в Кутаиси, о взятии его родного города большевиками и о побеге соотечественников в горы. Даня не мог быть с ними и во время восстания в 1924-м, поднятого князем Чолокашвили[7], в котором погиб один из его братьев. Даня должен был оставаться их якорем здесь, в Москве. Даже когда в эмиграции покончил с собой Карло Чхеидзе[8], умер Ленин, который мог поддержать автономию Грузии, и рухнули все надежды на сопротивление, ему приказано было держаться.
До 1928 года он сидел тише мыши, старательно учился, усердно трудился во благо коммунизма, чтобы не быть замеченным в тяготении к национал-уклонизму, ожидая указаний от освобожденного из-под ареста старшего брата, и только в прошлом году получил приказ примкнуть к блоку, созданному