кем бы Вы ни были, и вне зависимости от того, насколько все, что Вы говорите, разумно и имеет под собой основания… Вы действительно считаете, что можно вот так просто подойти к человеку и зараз вывалить на него новое описание мира? Аналог или даже замену того, что человек впитывает в себя десятилетиями в обычных условиях?
– Альберт, давайте начистоту. Я Вам говорю те вещи, которые Вы и так знаете, должны знать к этому моменту. Может быть, без каких-либо деталей, может, что-то называете другими словами, может, что-то, о чем давно догадались, до сих пор не решились озвучить себе. Но Вы это знаете. Ваши задачи давно стучатся в Вашу жизнь. А то, что Ваш мир разваливается, говорит о том, что с определенного момента, – Семен отчетливо проговаривал каждое слово, – ты посчитал возможным игнорировать свою интуицию. А именно интуиция должна являться для тебя основным поставщиком верной информации.
Тебе уже тридцать лет, а ты изо дня в день открываешь электронные газеты и читаешь всякую ерунду, не имеющую под собой вообще, вообще ничего. Газетная информация – это просто набор слов, никак не относящийся к реальности, самая безмозглая и безвкусная, с моей точки зрения, часть фона. Но вот ведь феномен!! Газетам ты веришь, а интуиции…ты НЕ ВЕРИШЬ!
От восхищения сказанным и от абсурда описанной ситуации Семен расхохотался в голос, вытер выступившую слезу и продолжил, не переставая смеяться:
– Ты веришь газетам больше, чем самому себе, чем даже увиденному собственными глазами. Глядя на тебя, я вообще не понимаю, зачем было создавать все эти декорации такого потрясающего качества!!! Один я чего стою, а здесь таких миллионы! Клянусь, достаточно было дать тебе одну толстую газету, где написать, что угодно, – и вуаля! Ты уже обо всем в курсе!!!
Семен перестал смеяться и уже серьезно взглянул на Альберта:
– Ты уж не говори мне, что я тебе что-то совершенно новое рассказываю. А теперь давай, пожалуйста, перейдем к делу. Какие изменения ты собираешься подарить этому миру? Скажу сразу, уже нет времени дальше мямлить, отвечать, что не знаешь, и всякими другими способами посылать жизнь в далекие места.
Альберт по каким-то неведомым для него причинам уже несколько минут вполне четко понимал, о чем говорил собеседник. Нельзя сказать, чтобы Семен в какой-то момент изменил свою речь или вдохнул в слова исключительный смысл: скорее, будто на физическом уровне изменилось восприятие Альберта.
Восприятие изменилось. Но ответа на заданный вопрос все равно не было.
Альберт понимал, что не очень важно, откуда поступил этот вопрос, неважно, насколько прямо он поставлен и при каких обстоятельствах. На этот вопрос нужно было давать ответ, и ответ этот нужно было давать срочно. Более того, именно он сам был ответствен и за длительную проволочку при постановке перед собой этого вопроса, и, видимо, за форму, в которой этот вопрос, в итоге, перед ним материализовался.
Застывший вопросительный взгляд собеседника не давал Альберту шансов на какое-либо